«Когда мы используем гештальтизм одной области опыта для структурирования опыта 
в другой области, мы понимаем опыт метафорично».
Следовательно, в процессе мышления, восприятия, понимания и общения мы 
постоянно находим, создаем и используем метафоры, полученные в одном опыте, для 
«наделения смыслом» другого опыта. Фундаментальной природой метафоры «является 
понимание и переживание одного вида события в терминах другого».
Основанная на аналогиях коммуникация включает метафоры, аналогии, сравнения, 
истории и огромное количество других видов фигуральных языковых форм. Такой 
язык подразумевает и косвенно намекает, а не обозначает. Он наделяет 
коммуникацию меньшей непосредственностью, большей сложностью, неопределенностью 
и эмоциональностью. Это более характерно для языка поэтов, чем ученых. Я говорю 
«более», потому что ученые также постоянно используют метафоры, но скорее из-за 
их красоты и шарма. Чтобы стать чувствительными к метафорическому уровню и 
использованию языка, мы должны мыслить в терминах аналогий. Какие термины и 
высказывания подразумевают некоторую метафорическую связь? Какие метафоры 
использует говорящий человек для структурирования своего мышления и фрейминга?
Какие метафоры встречаются в следующих высказываниях? «Она атаковала наиболее 
слабое звено в его последовательности аргументов». «Его критика попала в цель». 
«Они разбили все мои аргументы». Из-за того, что общая система отсчета 
подразумевает конфликт, сражение, войну, мы можем определить эти метафоры как 
операционные. Говорящий метафорически сравнивает коммуникацию с войной. Как 
сильно это отличается от другой возможной метафоры: «Спорить с ним, все равно 
что толочь воду в ступе». «Мы долго ходили вокруг центрального вопроса». 
«Истина была где-то рядом».
Метафоры функционируют как пресуппозиции, так как мы обычно воспринимаем их на 
метауровнях. Это делает их главным образом неосознанными. Поэтому когда 
кто-нибудь говорит: «Сейчас я чувствую себя, как будто попал куда-то», — мы 
можем даже не заметить метафору путешествия, приключения и т. д. Фраза «это 
вертелось на кончике языка» наводит на мысль о «пространственной» метафоре по 
отношению к идеям и осмыслению.
   Лингвистика сегодня
Гриндер и Бэндлер первоначально разработали метамодель на основе языковых 
паттернов, которые они услышали и смоделировали у Перлза и Сатир и позднее у 
Эриксона. Они делали это, используя средства трансформационной грамматики, 
поэтому в их первой книге «Структура магии» и приведено большое приложение по 
трансформационной грамматике. В одной из сносок они даже отметили новую область 
трансформационной грамматики - генеративную семантику.
Фактически, до публикации их книги в 1975 году трансформационная грамматика 
страдала от того, что Харрис (Harris, 1994) позднее назвал «лингвистическими 
войнами». Он описал войны в области лингвистики, возникновение в пределах 
трансформационной грамматики различных «школ» и «смерть» модели 
интерпретационной грамматики Хомского (Chomsky, 1957, 1965} и генеративной 
семантики Лакоффа.
Лакофф (Lakoff, 1987) позднее объяснил, почему трансформационная грамматика как 
лингвистическая модель потерпела неудачу в терминах философского различия между 
формальным математическим управляемым моделью процессом и способом, посредством 
которого люди на самом деле мыслят и обрабатывают информацию. Ранее он и другие 
ученые (Маккоули, Росс и др.) приняли первоначальную точку зрения Ноама 
Хомского, подразумевающую, что значение, в конечном счете, обнаруживается в 
основах глубинной структуры, и стали двигаться в этом направлении. Однако чем 
далее они продвигались, тем больше Хомский отступал от этого, затем перешел в 
атаку и, в конечном счете, переформулировал трансформационную грамматику так, 
что полностью удалил глубинную структуру в качестве объясняющего механизма. Он 
все более и более пытался объяснить все трансформационные правила в терминах 
механизмов только поверхностной структуры.
Сталкиваясь с все большим и большим количеством проблем в качестве 
лингвистической модели, трансформационная грамматика, как и генеративная 
семантика, в конечном счете уступила путь другим теориям и моделям. В 1990-х 
годах в этой области стали доминировать другие теории, среди которых 
пространственная грамматика Фауконье (Fauconnier, 1985), в которой он определил 
ментальное пространство, и когнитивная грамматика Лангакера, подробно 
изложенная в его двухтомной работе (Langacker, 1987, 1991).
Какое место во всем этом занимает НЛП и мета-модель? Чтобы поставить этот 
вопрос, мы должны ответить на следующие вопросы:
* Насколько сильно метамодель зависит от трансформационной грамматики?
* В какой степени метамодель нуждается в формате глубинной и поверхностной 
структур трансформационной грамматики?

При разработке метамодели Бэндлер и Гриндер, несомненно, опирались на 
трансформационную грамматику, главным образом, из-за ее терминологии. Из этой 
области они позаимствовали и стали использовать такие термины, как «модальные 
операторы», «номинализации», «универсалии» и т. д.
Достаточно интересно, что во время разработки модели Бэндлер и Гриндер (и 
особенно их первоначальные сторонники) все дальше и дальше уходили от способа 
использования этих терминов в трансформационной грамматике. Фактически, никто 
из последующих авторов даже не привел в своей книге приложение по 
трансформационной грамматике и никто из тренеров НЛП не посвятил сколько-нибудь 
значительного времени изучению трансформационной грамматики как таковой.
Некоторые из тех же видов путаницы, которые привели Хомского к отказу от 
использования «глубинной структуры» в лингвистике, произошли и в области НЛП.