страну сумасшествия и система начинает работать. Я могу сказать: "Ну, и что же 
вы делаете, если он себя так ведет? Вы, наверное, его никогда не ругаете?" Она 
немедленно начинает в кавычках: "Нет, я просто говорю ему та-та-та-та." А сын 
немедленно убирает кавычки и говорит: "Проклятье, отстаньте от меня!" Затем 
отец говорит: "Могу ли я где-нибудь здесь попить?" Когда система семьи начинает 
функционировать, я сижу и наблюдаю, поскольку мне надо знать, как система 
функционирует без меня. Если взаимодействие начинает становиться менее 
интенсивным, я вступаю и довожу до прежней интенсивности. Я определяю наиболее 
чувствительные области для того, чтобы в нужное время запустить систему 
взаимодействия снова. 
      Кроме того, это истощает их терпение, что очень полезно. Это делает всю 
работу еще легче. Я долго учил поступать таким образом моих студентов, но они 
все время вовлекались в содержание того. что делает семья и с тру — дом могли 
остаться вне взаимодействия и разрешить семье взаимодействовать друг с другом 
так, как они обычно взаимодействуют, и дать себе возможность понять, как это 
происходит. 
      Программа в этой семье была очень интересной. Когда мать говорила, ее муж 
реагировал как сумасшедший. Сын входил в состояние, которое психологи называют 
"пассивное отрицание". Он вжимался в кресло и накрывал себя подушками. Старший 
сын был сильнее материей рычал в ответ на нее. И чем сильнее он старался 
отразить ее удары, тем сильнее она атаковала его. Если я прерывал поведение 
матери, сын продолжал нападать на нее, но отец расслаблялся. Это было очень 
важно знать: отец не реагировал на сына, он реагировал только на то, что делает 
мать. 
      Женщина: Что вы такого делали, что отец расслабляются? 
      Я на некоторое время выключал мать. Я просто становился перед ним, и сын 
был вынужден рычать через меня. Стоя перед матерью, я загораживал ее от отца, и 
он при этом вздыхал и расслаблялся, хотя сын продолжал орать во все горло. 
Когда я уходил на свое место, отец немедленно напрягался снова. Однако вы 
никогда не сможете провести такую программу, если вы, как большинство 
психотерапевтов, будете привязаны к своему креслу. 
      В этой семье младший сын положительно реагировал на своего старшего брата.
 И когда мать нападала на старшего брата, она с тем же успехом нападала на 
младшего, поскольку он реагировал именно так, как будто мать нападала на него. 
Он полностью подавлял себя своим старшим братом. Если вы обращались прямо к 
нему, он всегда смотрел за спину, независимо от того, где он в этот момент 
сидел. Он действительно делал это. Я спросил его: "Что ты об этом думаешь?" Он 
посмотрел за спину и ответил: "Ну, зх, ну я не знаю." Выглядело так, как будто 
здесь его вообще нет. Но он действительно реагировал на то, что делала его мать,
 даже если она делала это не по отношению к нему, а к старшему брату или отцу. 
      Мать боролась против меня, действуя при этом зубами и ногтями, а надо 
сказать, что она была почти моего калибра. Она могла открыто выступать против 
меня, тогда как есть очень немного людей, которые могут это сделать. Но у меня 
есть некоторые действительно тайные приемы борьбы. Я могу менять логические 
приемы так быстро, что я и делал в этом случае, что чуть-чуть опередил ее, но 
мне для этого пришлось потрудиться. В комнате, кроме меня и семьи, находились 
еще двое студентов юношей и одна девушка. Она посмотрела на мать и обратилась к 
ней — поведение матери совершенно изменилось. Девушка сказала что-то типа: "Вы 
так несправедливы к своему сыну", мать повернулась к ней и сказала почти нежно: 
"Видишь ли, дорогая, через некоторое время ты повзрослеешь, и если окажешься на 
моем месте..." Это была совершенно другая программа. Если бы мужчина сказал бы 
ей то же самое, она. дала бы ему в ухо. 
      Программы коммуникаций этой женщины были совершенно разными в зависимости 
от того, с мужчинами или с женщинами она взаимодействует... Ее дочка вела себя 
довольно странно во время сеанса: она перебирала мои бумаги на столе, 
перебивала разговор, шумела. Если сын хоть немного отвлекался от происходившего,
 она орала на него: "Будь внимателен! ", но дочке это не грозило. 
      Женщина: И что же, вы ничего не комментировали, вы просто наблюдали за 
этим? А что бы мне мог дать прямой комментарий? Если бы я сказал обо всем этом, 
для них было бы легче сохранять свою позицию. 
      Чтобы проверить то, что мне удалось пронаблюдать, я стал менять свою 
позицию, действуя по очереди как отец, как сын и как ее дочка и наблюдая за 
соответствующими реакциями, которые при этом получал от матери. Присваивая себе 
аналоги поведения ее дочери, я смог получить от нее положительную реакцию на 
себя. Она начала реагировать на меня некоторой смешанной реакцией, в которой 
отражалось и то, как она раньше реагировала на мужчин. ито, как она реагировала 
на женщин. 
      Во всем мире не нашлось способа заставить эту мать реагировать агрессивно 
на свою дочку. Я спросил: "Какой самый худший поступок, который случалось 
совершить вашей дочке?" Она ответила сладким голосом: "Ох, однажды она что-то 
пролила и та-та-та." Когда мать обращалась к дочке, вся семья любила эту 
девочку. Они реагировали на это положительно, поскольку к маленькой девочке 
мать относилась так, как они хотели бы, чтобы она относилась к ним. Если 
девочка обращалась к матери, мать реагировала положительно, но если она 
обращалась к кому-то другому, мать не реагировала вообще. Это было очень важно. 
Если бы она в этом случае реагировала, я мог бы совершить более изощренное 
вмешательство. Я мог бы заставить дочку обратиться к своему брату и получить 
реакцию матери на это. Но мать не реагировала положительно ни на что из 
происходящего в семье, за исключением прямого обращения дочери к ней. И каждый 
член семьи реагировал на мать.