|
Русское воображение, не скованное картезианским панцирем, могло бы породить
хорошую фантастику. Но, к сожалению, политический режим в России неблагоприятен
для "эскейпистской" литературы: он хорошо совместим с наукой, но очень плохо с
фантастикой. В результате немногие фантастические произведения - Казанцева или
Ефремова удручающе реалистичны.
Вообще признанные мастера научно-фантастического жанра - англосаксы. Вклад всех
остальных народов по сравнению с ними невелик. Боязнь идей, внушаемая ученым -
особенно французским, в которых воспитывают культ чистых цифр, - порождает и
пренебрежение фантастикой. Если попросить ученого объяснить какое-нибудь
физическое явление, в девяти случаях из десяти он схватит мел и начнет писать
формулы. Никаких идей у него нет. Один наш товарищ по Политехнической школе
как-то сказал: "Я все понял - я это посчитал". Мы совсем не думаем, что расчеты
не нужны. Но их надо ставить на службу идее. Если придавать им самостоятельную
ценность, это приведет к интеллектуальному истощению. А
244
кая тенденция, к сожалению, существует. Что же удивительного, что научная
фантастика кажется ученым какими-то бессмысленными мечтаниями?
Астрономы, увы, уже не смотрят на небо: многие вообще не отрываются от Земли ни
взором, ни помыслами. Один коллега очень удивился, узнав, что Марс можно видеть
невооруженным глазом, - а ведь это одна из ярчайших звезд на небе! Как может
такое нелюбопытство не сказаться на французской фантастике? Она вся чересчур
литературна, обычно пессимистична и больше обращена в прошлое, чем в будущее.
За редкими исключениями (например, Франсуа Карсак), французским фантастам не
хватает "двейной культуры", которой могут похвастаться великие англосаксы.
- Азимов, Хейнлейн, Кларк - ученые, думающие люди и умеющие писать. Французы в
который раз уступили англосаксам инициативу. Очень жаль...
Документ 2 ВЕЛИКАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
ЗАЧЕМ НАМ ЛЕТАТЬ В КОСМОС
Воскресенье, 20 июля 1969 года, 21 час. Американский лунный спускаемый аппарат
"Игл" летит, как ядро, к своей цели - Луне. На его борту два человека: командир
экспедиции Нейл А. Армстронг и пилот корабля Эдвин Э. Олдрин. Их сердца бьются
учащенно. В Техасе, в Хьюстонском космическом центре, сотни ученых, инженеров и,
техников следят за приборами. Космонавтов соединяют с Землей лишь невидимые
радионити. 21.15. Хьюстон ведет разговор:
"Продолжайте спуск. Все нормально. Нам кажется, все хорошо. Две минуты двадцать
секунд, все нормально. "Игл". Мы немного опаздываем. Хьюстон. Продолжайте спуск,
продолжайте спуск. Все нормально.
"Игл". Земля в правом иллюминаторе спереди. Хьюстон. Хорошо, приступайте к
посадке. Высота три тысячи футов... Две тысячи... 0'кей, все нормально. У нас
отличные данные. Молодцы, за 8 минут... "Игл", вы молодцы, так держать.
"Игл". Высота 540 футов... 400 футов... Хорошо садимся! 200... 100... 75... Все
идет хорошо. Немного отклонились вправо, 0'кей. Двигатели остановлены. Хьюстон.
Мы следим за вами, "Игл".
"Игл". Хьюстон, я база "Море Спокойствия". Посадка завершена.
Время - 21 час 17 минут. Пульс Армстронга - 156 ударов в минуту. Нет,
наблюдатели слышат сердце не Армстронга, а миллионов жителей Земли, следящих за
этим невероятным событием по телевизору*.
Самый скромный и нерешительный человек на нашей планете носит в себе скрытую
пружину, толкающую его за пределы повседневного бытия. Нет человека, которым не
владела бы страсть к приключениям. Даже ученые, хотя в их жизни не происходит
ничего необычайного, охвачены жаждой дальних странствий, подобно
путешественникам и альпинистам. Они всегда стремились преодолеть установленные
пределы. Долго поле их исследования на Земле ограничивалось тем, что нас
непосредственно окружает, а на небе - светилами, видимыми невооруженным глазом.
Но благодаря усовершенствованию инструментов и научных методов оно постоянно
расширяется.
История человечества доказывает, что с врожденной жаждой странствий у человека
сосуществует происходящая из того же источника страсть к завоеваниям.
Завоевания могут быть как материальными, IBK и духовными, причем одно не
исключает другого. Когда фон Брауна, создателя американской ракеты "Сатурн",
спросили о целях космических исследований, он объявил, что ему "чужда всякая
мысль о территориальных завоеваниях или господстве", полеты должны лишь
"обогатить наши. научные познания и расширить технический опыт". -Но можно
задуматься: а разве такая цель сама по себе - не завоевание?
* Благодаря спутниковой связи более 500 миллионов телезрителей могли наблюдать
за запуском "Аполлона-II" и пребыванием первых людей на Луне.
День, когда Нейл Армстронг впервые ступил на Луну, бесспорно, стал рубежным в
истории человечества. Нужно не знать или игнорировать самые основы человеческой
природы - как отдельного человека, так и целого общества, - чтобы верить, будто
экспедиции на другие планеты могут быть полностью лишены жажды территориальных
завоеваний. А предлогом для таких завоеваний может стать желание спастись от
перенаселения, "гибель Солнца" или иной космической катастрофы.
Такова соблазнительная теория, изложенная итальянской журналисткой Орианой
Фаллачи в книге "Если Солнце погибнет". Автор, целый год прожив в обществе
американских астронавтов и техников НАСА, вынесла убеждение, что именно в этом
заключается бессознательный импульс, подвигший астронавтов и фон Брауна на
фантастическое предприятие: покорение космоса.
На самом деле, Солнце проживет еще долго - гораздо больше, чем человеческий род.
Конечно, для выживания цивилизации крайне важно освоить другие планеты. Но
гипотеза о возможной массовой эмиграции с целью избежать катастрофы кажется не
|
|