Вавилонской башни, — мечтательно протянула Кэтрин. — Весь город сверкал 
блестками. Люди с присвистом пялили глаза, не забывая лизать сладкую вату!
Мартин предупредительно улыбнулся.
Роберт же возмутился, заметив, что Всемирная выставка действительно 
восхитительное событие, но оно вступило в противоречие с реальными проблемами 
Чикаго.
— А вы знаете, что после закрытия выставки толпы бездомных поселились в 
опустевших дворцах Города будущего?
Одним словом, разговорились. Мартин уже прощался, а о деле, ради которого они 
встретились, не было сказано ни слова.
— А вы?
— Я не спешу, — пожал плечами Тесла.
Роберт и Никола остались. Они выяснили, что в детстве их отцы разъезжали по 
сельской местности. Один был врачом, второй — священником. Роберт припомнил 
плохо прожаренное мясо, которое подавали на завтрак фермеры Индианы.
— Я разбивал лед в тазу, чтобы умыться.
Тесла рассказывал о кустах в Лике, которые казались черными из-за сидящих на 
них майских жуков. Ветки от их тяжести ломались. Роберту было интересно. Тесла 
обнаружил, что в этом человеке исключительно добрый характер сочетается с 
любовью к анекдотам. Его истинная серьезность заключалась не только в том, что 
он морщил лоб.
Этот улыбчивый человек, сражавшийся за соблюдение авторских прав, предложил 
своему другу Джону Мьюру превратить Йосемит в национальный парк, боролся за 
права женщин и со вкусом и авторитетом редактировал журнал «Сенчури» 
(«Столетие»)! Роберт знал и издавал генерала Гранта. Был знаком с бывшим 
президентом Гаррисоном, перешел на «ты» с восходящим политиком Теодором 
Рузвельтом.
— Садитесь сюда! — позвал его Роберт и бросил в камин шишку.
Шишка тут же превратилась в пылающую розу. Дом был изукрашен арабскими мотивами.
 Утонченность, понятая как болезнь, определила цвет обоев. Бордовый цвет 
интерьера оживляли две люстры от Тиффани, похожие на медуз. Часы с золотом и 
серебром, с солнцами и лунами, тикали в ореховой раме. Неизвестно, сколько 
бокалов вина они выпили в тот вечер, сколько трубок Джонсон выколотил в камин. 
Кэтрин была прекрасна, как Венеция. Она вздернула юбку выше коленей и села к 
роялю. Бокалы в горке звякнули. Лабрадор поднялся на задние лапы, и Роберт 
начал вальсировать с ним.
— Ах! — вздохнул он, падая в кресло в пароксизме драматического изнурения.
Предоставленный сам себе, Лабрадор Ричард Хиггинсон ругался с шипящим 
радиатором.
— Мой пес постоянно ругается, как Лютер с дьяволом, — заметил Роберт. — Лает на 
звонок, на дождь, на гром.
Когда ближайшая колокольня красноречиво обозначила полночь, Лабрадор облаял и 
ее. Пес печально и глупо посмотрел на часы, когда те лаконично пробили час.
— Как ты красива, когда зеваешь! — бросил Джонсон жене.
— Я пошла спать, — сказала Кэтрин. — Бай-бай!
— Голубоглазая, как хаски, — улыбнулся он, глядя Тесле в глаза. — Мы 
подружимся!
— Вы полагаете? Кокетство сошло с его лица.
Жена ответила:
— Я знаю.



62. На вершине общества

Европейское турне и Всемирная выставка сделали Теслу знаменитым. Мартин с 
теплым взглядом в «Электрикал ревью» первым употребил волшебное слово:
— Прометей!
В «Дельмонико» ему подавали пылающие блюда и пирожные с бенгальскими огнями.
Внезапно все вспомнили его. Ему писали старые друзья, вдова Бозен из Страсбурга,
 больной дядя Бранкович, и даже Тангейзер пригласил его в Вену на свадьбу.
Никола из голодного парня с челкой, подстриженной в Вараждине, превратился в 
мужчину, принадлежащего к сливкам общества. Его подпись обрела витиеватый 
росчерк. Движения руки стали нервными и повелительными. Если в ресторане муха 
садилась на его скатерть, он требовал заменить ее.
Только «четыреста высших» могло поместиться в салоне леди Астор. И Тесла был 
среди них. В этом небольшом зале оркестр играл то марш, то кадриль, то вальс, 
то польку, то галоп. Марш обычно исполняли перед ужином. Тесла использовал две 
пары перчаток. Одну до ужина, вторую после ужина. Он посещал балы, но не 
танцевал.
— Я танцую головой, а не ногами, — объяснял он. И говорил: — Человек должен сам 
присваивать себе дворянский титул, а не ждать его от какого-нибудь короля, 
который, вполне возможно, сам полный идиот и подлец.
Тесла полагал, что на Пятой авеню он одевается лучше всех.
Он постукивал тростью по носку ботинка и замечал:
— Общество оценивает человека по тому, как тот сам оценивает свою манеру 
одеваться, появляясь в обществе.
Вместо того чтобы стирать белые перчатки, денди выбрасывал их вместе с 
крахмальными воротничками. Специальный сапожник шил ему ботинки без рантов. 
Монограмма украшала каждую деталь его одежды. Его фигуру гончего ласкали фраки.