А ведь колышущиеся оркестры не играли.
Военная музыка не звучала в парке.



97. Новый автоматон

…И была у него новая лаборатория. В ней работал старый Шерф в ужасном свитере. 
Старый сгорбленный Цито с глазами как у енота. И… Да, чтобы не забыть. В жизнь 
Теслы вошел еще один автоматон из великой мировой пульсации.
То была новая секретарша.



98. И примет змею

Тара Тирнстин была уже зрелой девушкой, когда в церковь принесли змею. Пастор 
Хенсли страдальчески наморщил лоб и объявил, что никакое зло не может нанести 
ущерб тому, кто верит в имя Иисусово.
— Не сомневайтесь, дети мои, — со всепрощающей улыбкой возвысил голос пастор, — 
в том, что с верой сыны и дочери Адамовы преодолеют первородный грех!
Сказав это, пастор Хенсли вытащил из мешка гремучую змею. Глубокие морщины 
отсекали его щеки от губ, пока он читал из Евангелия от Марка: «Будут брать 
змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им».
Церковь благоухала тесаной древесиной. Челюсти сжимались. Ядовитая тварь 
скользила вдоль церковной лавки из рук в руки. Рыжеволосая девушка передала 
Таре гремучку. Смерть скользнула по ее рукам, и она протянула ее соседке, 
беременной блондинке. Она вышла из церкви с высоко поднятой головой. Дома, 
перед обедом, она приняла поздравления.
— Суп готов! — крикнула тетя Пем.
— Давайте я! — вскочила Тара.
В кухне раздался грохот. Девушка билась в судорогах на полу в пролитом супе.
Приступы падучей более не повторялись.
— Посмотрим, — нахмурился седой доктор Мартинсон с фиолетовым лицом.
Тара увезла холодное скольжение змеи по ладоням в Кливленд, штат Теннесси, а 
затем к дядюшке-доктору в Нью-Йорк. В Нью-Йорке она окончила курсы 
дактилографии и нашла комнату на Риверсайд-драйв, недалеко от мемориала Гранта. 
Этот мрачный памятник пугал ее, особенно после того, как она перестала молиться.
 Она каждую неделю брала книгу в библиотеке на Сорок второй стрит.
Нью-Йорк обжигал ее горячим дыханием. Она говорила слишком громко. Ей нравилось 
посылать громкие воздушные поцелуи. В компании нескольких подруг она ездила на 
Кони-Айленд, где посещала шоу менестрелей в театре «Бауэри» или кинотеатры за 
пенни.
Покупала светлые платья и отправлялась в них на поиски работы. В конце концов 
устроилась секретаршей в частную лабораторию. Писала сестре, что работает на 
двадцатом этаже небоскреба «Метрополитен», под знаменитыми часами.
— Мой хозяин средних лет, но выглядит молодо. Очень приличный человек, — 
хвасталась она сестре.
*
Этот необыкновенный хозяин приходил ровно в полдень. Он требовал, чтобы Тара 
ежедневно покупала три фунта семян рапса, конопли и других злаков для кормления 
птиц; она должна была встречать его у дверей, принимать шляпу, трость и 
перчатки. Шторы в кабинете должны быть опущены. Так создавалась иллюзия ночи.
— Поднимите шторы! — приказывал он только в тех случаях, когда начиналась гроза.

Тогда хататитла — что на языке апачей означает «молния» — сверкала во всех трех 
окнах. Тор, Перун и Зевс сотрясали полотнища голубого света. Загадочный хозяин 
открывал окна, и в кабинете пахло опасностью и свежестью.
Он смотрел поверх крыш, как в правильных интервалах формируются мерцающие своды.
 С помощью пальцев и отсчета времени он мог вычислить длину и мощность каждой 
молнии. Сполохи прочищали ему нервы.
Одну руку он держал на сердце, вторую — между ног. Он терял дыхание.
На своей софе он вскрикивал одновременно с ударами грома. В полный голос 
проповедовал в распахнутое окно. Ощущал, как шпоры медленно вонзаются в бока. 
Его голос сливался с голосом Бога. Он победоносно смеялся в дуэте с небесным 
грохотом. Он восхвалял молнии на неизвестных языках. Он пел вместе с ними.
— Я делал молнии побольше! — кричал он.
Потом шум дождя усиливался. Сверкающие ветвистые молнии опять ударяли в карнизы.

Однажды он распечатал телеграмму, заплакал и вышел из комнаты. Тара прокралась 
в кабинет, подняла телеграмму и прочитала: «Марк Твен ушел с кометой Галлея. 
Пришел с кометой и ушел с кометой. Твой Роберт».
Современная девушка Тара Тирнстин с первой получки угостила себя ужином в саду 
на крыше ресторана Хаммерштейна. А что еще делать незамужней девушке, 
постепенно переходящей в статус старой девы?
Едой она защищалась от большого города.
Тара попыталась сосчитать, сколько рук в этом городе. Миллионы рук кому-то 
махали, хватали украшения, хватали доллары, хватали руки женихов. Все эти руки 
успевали что-то ухватить в этой жизни. Ее — оставались пустыми.
На кухне под газовой лампой Тара прикрывала тарелку локтями. Мяла пальцами