Тесла. Они часто ужинали вместе в ресторане отеля, громко обсуждая 
научно-популярные статьи Суизи, а потом старый ученый провожал своего друга, 
как он его называл, человека, моложе его на пятьдесят лет, к метро. И вот 
жизнерадостный оптимист, вдруг вваливается в холл отеля, заливаясь слезами и 
шмыгая покрасневшим носом.
Прибывший следом Хьюго Гернсбек был более сдержан в проявлении чувств, но тоже 
выглядел потрясенным. Как когда-то юный Тесла был очарован изображением 
Ниагарского водопада, так и Гернсбек в десятилетнем возрасте был заворожен 
фотографией самого Теслы, пропускающего через свое тело ток напряжением в сотни 
тысяч вольт. Под влиянием этого, окончив школу, он стал изучать электронику, но 
после переезда в Америку в девятнадцатилетнем возрасте отдался научной 
журналистике. Пять лет он охотился за Теслой, публиковал посвященные ему статьи,
 но личное знакомство состоялось лишь в 1908 году. С тех пор восхищение 
сменилось обожествлением. Тесла был замкнутым и скрытным человекам, свои 
изобретения он преподносил в готовом виде и когда говорил о «планах», то это 
означало лишь то, что решение уже найдено. Гернсбек был одним из немногих, с 
кем Тесла делился своими идеями, еще туманными и далекими от завершения, и кому 
позволял озвучивать их перед широкой публикой. С годами Гернсбек стал одним из 
самых популярных писателей Америки, а многие футурологи считали его ни много ни 
мало отцом-основателем научной фантастики. И вот он лишился своего бога.
Наконец, все были в сборе. «Хорошо бы иметь надежных свидетелей, на всякий 
случай», — подумал мистер Бузник и вызвал гостиничного слесаря и помощника 
бухгалтера. Многочисленная процессия двинулась к номеру Теслы. Удивление, 
скорбь, очередная волна взаимных соболезнований. Гернсбек, мастер на все руки, 
принялся за изготовление посмертной маски, извлекая из сумки предусмотрительно 
захваченные ингредиенты. Все стояли вокруг, наблюдая за незнакомой процедурой, 
но потом Косаневич спохватился и предложил пройти в гостиную, к сейфу.
Он вынул ключ из кармана, открыл замок, широко распахнул дверцу. Открылось 
пустое пространство, лишь на средней полке лежали две фотографии. Все с 
удивлением заглядывали внутрь, недоуменно пожимали плечами, отходили в сторону. 
Косанович, наконец, пришел в себя, протянул руки к сейфу, взял в каждую по 
фотографии, принялся их рассматривать.
Собственно, первая удостоилась лишь одного взгляда и одной недоуменной мысли: 
«Зачем дядя положил ее в сейф? Не лень ведь было вынимать из рамки!» Зато 
вторая… Красивая, довольно молодая женщина сидит в кресле с высокой спинкой. 
Справа от нее, положив руку на спинку кресла, стоит стройный горбоносый юноша с 
чрезвычайно умным лицом. Слева, возвышаясь каланчой, стоит Никола Тесла, его 
всегда плотно сжатые губы раздвинуты в мягкой улыбке, его глубоко посаженные 
глаза распахнуты и светятся добром, и вообще он весь какой-то благостный. Или 
это обманчивое впечатление из-за того, что он — как и женщина с юношей, одет в 
длинный, до пят, белый балахон, похожий на ночную рубашку?
— Семейная фотография? — тихо спросил Суизи, заглядывая через плечо. — Странно, 
фотография недавняя, мистер Тесла на ней уже очень стар, но я что-то не 
припомню, чтобы он рассказывал о приезде своих родственниц. А по возрасту — 
внучатая племянница.
Нет, это не внучатая племянница, хотя есть среди них и очень похожие. Но еще 
больше эта женщина похожа на ту, что изображена на старинном даггеротипе, 
хранящемся в их семейном архиве. Дука Тесла, урожденная Мандич, в пышном платье,
 с наброшенным на плечи меховым палантином, с наколкой из черных кружев в 
волосах, сидит в кресле, рядом, положив руку на спинку кресла, стоит Данэ Тесла,
 долговязый юноша с открытым и умным лицом, в какой-то форменной, возможно, 
гимназической тужурке. Мать и старший брат Николы Теслы, двое самых любимых, 
если не единственно любимых людей в его долгой жизни.
— Это моя племянница Марика с сыном, — сказал Косанович, демонстрируя, что 
долгие годы дипломатической карьеры не пропали даром, — они приезжали ко мне.

— 
А
одеяния такие интересные! — воскликнул Суизи.

— Это наше национальное, — ответил Косанович, не отрывая взгляд от фотографии и 
мучительно размышляя, — у нас так одеваются на Иванов день, на ночь, у нас 
народный праздник.
— Хорошая фотография, — сказал подошедший Гернсбек, — я Николу Теслу видел 
таким всего несколько раз в жизни. Когда он начинал рассказывать о других мирах,
 о путешествиях во времени, о высших сферах бытия, о тонких колебаниях эфира, и 
материализации посредством резонанса, то он часто увлекался и, казалось, 
уносился мыслями в эти другие миры, но иногда он вдруг останавливался, глаза 
его распахивались и излучали какой-то неземной свет, а на лице появлялась 
улыбка, вот именно такая. Верно схвачено! Вот что значит действительность! Не 
то, что это, — он показал рукой на вторую фотографию, — хотя получилось хорошо.
— Ваша работа? — спросил Косанович.
— Нет, это было задолго до меня. Ее, если не ошибаюсь, парни Комми Мартина 
сварганили. Я вообще не люблю монтажи. Но именно эту, не задумываясь, повесил 
бы на стену. В память о Николе Тесле.
— Примите на память, вы мне очень помогли сегодня, спасибо, — Косанович 
протянул фотографию Гернсбеку.
Очень признателен, — ответил тот, с поклоном принимая фотографию. — О, чуть 
надорвана!
— Наверно, дядя надорвал, когда вынимал из рамки.