«Издевается или не понимает? Надо ответить».

Саров быстро просмотрел следующие страницы. Это были тезисно написанные заметки 
о времени и пространстве, в которых Тесла не столько критиковал построения 
Эйнштейна, сколько предлагал альтернативную концепцию, допускающую 
существование эфира и не содержащую постулативного ограничения скорости света. 
«Не спеша и на свежую голову», — сдержал свое нетерпение Саров и отложил 
рукопись в сторону.
Далее шел сверток с каким-то странным вложением. «Диск, твердый, но не 
цельнометаллический, канавки, прорези, — думал Саров, ощупывая сверток, — что 
бы это могло быть?» Он не спешил разворачивать оберточную бумагу, пытаясь 
угадать, небольшая игра для разрядки.
— Почему-то на ум приходят вещи, которые никак не могут находиться в этой 
шкатулке среди документов, типа шкива, или, наоборот, вещи, которых заведомо не 
могло быть в сорок третьем году, вроде таких бобин с магнитной лентой для 
первых электронно-вычислительных машин или магнитофонов, — сокрушенно улыбаясь, 
сказал он Фрэнсис.

Та лишь загадочно улыбнулась в ответ, отрицательно покачала головой и взглядом 
показала на сверток: ну же, давай, открывай. Саров развернул бумагу, внутри 
лежала
бобина с лентой.
Саров только глянул на заправленный в специальный держатель кончик ленты, как 
сразу хлопнул себя ладонью по лбу и рассмеялся.

— Если вдуматься, то едва ли не самое очевидное. Как же я о кино забыл?! Но это 
мы даже смотреть не будем, по крайней мере, не сейчас, — он повернулся к 
Фрэнсис, — или там что-нибудь интересное?
— Я не знаю, — коротко ответила она.
— Да, это не документы, — согласился Саров, — тут техника нужна.
У них опять произошла маленькая схватка с Фрэнсис за право упаковать 
вещественное доказательство, как окрестил пленку Саров. Победила, естественно. 
Фрэнсис, а Саров обратился к документам, лежавшим на самом дне шкатулки. Это 
были копии писем. Саров принялся читать их подряд, благо, они были короткими.

«22 сентября 1899 года
Дорогой Лука,
прошу нижайше извинить меня за долгое молчание, но со мной тут произошли 
удивительные события. О некоторых ты, вероятно, уже слышал, о других я могу 
пока рассказать только тебе. Кроме всего прочего я приручил дикую кошку по 
имени Молния и хожу весь исцарапанный. Но в этих царапинах, Лука, кроется 
истина. В каракулях высокочастотных электромагнитных разрядов я обнаружил мысль,
 которая перевернет всю нашу жизнь. Уверяю тебя, что ты вскоре будешь читать 
свои стихи лично Гомеру, а я неподалеку буду обсуждать свои открытия с 
Архимедом. Что будет делать при этом миссис Филипов? Вероятно, общаться с 
богинями.
Искренне твой,
Николай I, Колорадо-Спрингс»

«Письмо его другу Роберту Джонсону, интересное письмо, — подумал Саров, — а вот 
и письмо жене вышеозначенного Джонсона, идущей под кодовым именем миссис 
Филипов».

«2 января 1902 года
Моя дорогая миссис Джонсон,
принимаю ваши упреки, но видеть кого-либо в сочельник, даже и вас с Робертом, 
мою единственную семью, было выше моих сил. На меня произвело чрезвычайно 
тягостное впечатление даже не сообщение о ничтожном успехе итальянского 
проходимца, а поднявшаяся вокруг него шумиха. Томас Мартин при поддержке 
Михаила Пупина и Чарльза Штейнмеца готовят итальянцу торжественную встречу, 
несомненно в пику мне, а ведь двое последних, кроме того что они в научном 
плане на голову выше этого воришки, были когда-то моими соратниками, а Мартина 
я до этих дней считал своим другом. Стоит ли говорить, что банкет решено 
провести в „Уолдорф-Астории“, моей вотчине. Я тоже получил приглашение, но, 
конечно, не пойду! Я уезжаю в Уорденклиф. Теперь, как никогда раньше, я хочу 
как можно быстрее завершить строительство и показать миру истинные возможности 
беспроводной передачи энергии и информации; великие возможности, которые 
недавней неуклюжей демонстрацией низведены до уровня ярмарочного фокуса. Но, 
признаюсь, даже не это уязвило меня больше всего. Как он посмел выбрать для 
своего опыта мой любимый день!
Искренне Ваш, Никола Обворованный»


«3 января 1902 года
Дорогой мистер Тесла,
вы меня дважды удивили, милый друг! Как можно так расстраиваться из-за таких 
пустяков? И как вы, при вашем уме и прозорливости, не разгадали ниспосланного 
вам знака? Итальянцы, как все католики, чрезвычайно суеверны и никогда по 
собственной воле не изберут пятницу, 13 для сколько-нибудь важного дела. Его 
вело Провидение, которому известны ваши пристрастия. Время все расставит по