бомбардировки городов, или ракеты, самостоятельно находящей объект уничтожения. 
Менялись времена и люди, а цель оставалась прежней — разрушение. Не созидание. 
Я не хотел и не хочу в этом участвовать.
— Марионетке позволительно иметь желания? — раздался вкрадчивый голос.
— Ты поймал меня! — рассмеялся Тесла. — Ты умен! Не побоюсь сказать: чертовски 
умен!
— Ты мне льстишь или, если угодно, говоришь истинную правду. Но продолжим о 
желаниях марионетки. Какие такие силы окружающей среды пробуждают их?
— Не силы, согласен. Голоса. Вернее, голос. Все что-то нашептывает на ухо, 
соблазняет, искушает… Впрочем, может быть, и сила.
— Понимаю тебя.


…Часть силы той, что без числа
Творит добро, всему желая зла.


— Это нечестная игра! Гёте — мое оружие!
— Ты не обладаешь монополией на Гёте. Я, как и ты, волен использовать его когда 
захочу. Волен или не волен?
— Волен, волен.
— А ты — волен или не волен?
— Кто ж мне запретит?
— Ага! У марионетки, оказывается, есть еще и воля!
— Ах ты, старый софист!



Глава 8
Главный наследник

Голоса в номере стихли. Представительный мужчина подождал немного, 
прислушиваясь, потом легонько постучался и тут же нажал на дверную ручку.
Савва Косанович, единственный из всех жителей Земли, имел право 
беспрепятственного входа к Тесле. Не потому, что он был чрезвычайным и 
полномочным послом Югославии, родины великого ученого (оборот этот мужчина 
проговаривал часто, с гордостью и удовольствием. Помимо этого он был сыном 
Марицы, младшей сестры Теслы. Только это имело значение.
Косанович окинул быстрым взглядом номер. Дядя при параде, в визитке, на ногах — 
изящные, сделанные на заказ ботинки, их сужающиеся носы заканчиваются тупым 
обрывом, верх, скрытый под брюками, доходит до середины икры. На руках — тонкие 
серые замшевые перчатки. На столике между двумя креслами — корзинка с бутылкой 
вина (непременно французского и безумно дорогого, подумал Косанович), бокал для 
вина, бутылка, впрочем, не почата, а бокал стерильно чист. С другой стороны 
столика стоит наполовину выпитый стакан молока.
Он раскинул руки как бы для объятий, сделал несколько шагов навстречу дяде, 
остановившись в полуметре. Тесла не только не терпел объятий, он никого не 
подпускал к себе ближе метра. Расстояние вытянутой руки было признаком интимной 
близости, такое дозволялось только племяннику. Врачи? Тесла никогда не 
пользовался их услугами.
— Твоими молитвами, Саввушка, — ответил Тесла по-сербски, — спасибо, что 
навестил всеми брошенного старика.
— Но у тебя, как я вижу, посетитель, — Косанович повел головой в сторону 
столика.
— Был, — коротко ответил Тесла, усмехаясь.
— Ты нас познакомишь?
— Он ушел.
— Как? — изумился Косанович. — Разве что через окно.
Тесла согласно кивнул и, указав рукой на приоткрытое окно, продекламировал:


Чертям и призракам запрещено
Наружу выходить иной дорогой,
Чем внутрь вошли; закон на это строгий.


— Опять «Фауст», вечный Гёте! Похоже, дядя, ты обдумываешь какую-то новую идею.
— Конечно.
«Быть может, Савва — последний, кто навестит меня на этом свете, — вот о чем 
думал Тесла. — Так третий ларец — его?»
Мысль эта не вызвала энтузиазма. Тесла любил племянника. Он был внимателен, 
заботлив, почтителен, искренне восхищался дядей, немало делал, чтобы прославить 
и увековечить его имя, носился с идеей создания в Белграде музея Теслы и выбил 
ему вполне сносную пенсию от югославского правительства — шестьсот долларов в 
месяц. Но он был дипломатом и представлял страну, сшитую из лоскутов всего лишь 
четверть века назад, раздираемую внутренними противоречиями и к тому же 
подвергшуюся агрессии нацистской Германии. Он метался между различными 
сторонами, вовлеченными в эти конфликты, и втягивал Теслу во все эти дела. То 
он приводит к нему в отель находящегося в изгнании юного югославского короля, 
то просит подписать обращение к новому коммунистическому лидеру Югославии