Я начал копать. Все оказалось с точностью до наоборот. Значительная часть детей 
находилась на уровне своих сверстников. Но у многих других были обнаружены 
отклонения, причем, что называется, в лучшую сторону. Кто-то был намного крепче 
физически, кто-то умнее — причем весьма существенно. Одним словом, эксперимент 
явно удавался. Именно поэтому победители, как заведенные, твердили о его 
провале.
Двинемся дальше — станет еще интереснее. Оказывается, именно у таких необычных 
детей практически никогда не удавалось найти отцов! Известны лишь три случая, 
когда личность отца была установлена. И во всех трех ими являлись офицеры СС. А 
теперь попробуйте угадать, где они служили. Да-да, именно в специальных 
батальонах! Что же, получается, те изменения, которые вносились нацистскими 
медиками в организм отцов, передавались и детям? Но для этого требовалось 
вмешательство на генетическом уровне!
Могли ли нацисты, при тогдашнем уровне развития науки, сделать что-нибудь 
подобное? Думаю, вряд ли. Разумеется, полностью отрицать такую возможность было 
бы глупо, но я хочу снова опереться на косвенные данные. Да, у детей 
«Лебенсборна» были весьма неплохие способности — но каких-то сверхчеловеческих 
качеств за ними не замечалось. Положительные отклонения, о которых я говорил, 
находят вполне обыденное объяснение. Так, для реализации программы выбирали 
физически и психически здоровых молодых людей. А это уже само по себе 
обеспечивало неплохие условия для развития ребенка. Или все же я ошибаюсь, и 
нацистским медикам были известны какие-то не ведомые современной науке секреты? 
Если и так, мы, скорее всего, вряд ли узнаем об этом…



ПРОЕКТ «ТОР»

Честно говоря, меня всегда удивляла та власть над умами немцев, которой 
обладали Гитлер и его клика. Понятно, когда фюрер пользовался абсолютной 
популярностью на пике своего успеха. Вполне естественно, что, пока Германия 
одерживала победы, немцы радостно благословляли своего предводителя. Но что 
заставляло их терпеть его в сорок третьем, после Сталинграда? Сплотиться вокруг 
него в сорок четвертом — когда бомбардировщики западных союзников равняли с 
землей немецкие города, а на Восточном фронте гибли и попадали в плен сотни 
тысяч солдат? А фанатично сражаться в сорок пятом, когда русские танки 
неудержимо рвались к Берлину?
Обычно историки дают этому феномену несколько объяснений. Самое 
распространенное — это демоническое обаяние фюрера, который задурил голову 
несчастным немцам, а также дьявольски совершенная машина пропаганды, созданная 
Геббельсом. На первый взгляд, все соответствует действительности — пропаганда 
работала на всю катушку, и фюрер надрывал голос, выступая перед нацией. Но 
давайте сравним две, казалось бы, несравнимые даты — сентябрь 1939-го и 
сентябрь 1944-го года.
В обоих случаях пропагандистская машина работала в полную силу. А вот ситуация 
была совершенно разной. В тридцать девятом немцам противостояли достаточно 
слабые противники, а позади была череда бескровных побед — присоединение к 
Германии Австрии и Чехии. В общем имелись все основания для оптимизма. В сорок 
четвертом каждому должно было быть ясно, что страна катится к поражению. На 
Восточном фронте один разгром следовал за другим, на Западе союзники высадились 
в Нормандии, небо над рейхом бороздили английские и американские самолеты. 
Одним словом, куда ни глянь, оснований для оптимизма нет — разве что очень 
глубоко зарыть голову в песок. И настроение людей было совершенно другим…
Но совсем не в ту сторону, в какую вы подумали. В тридцать девятом на Германию 
черной вуалью опустилось уныние. Все заранее опасались поражения, и никакие 
зажигательные речи фюрера ситуацию исправить не могли. Даже солдаты на фронте 
воевали не лучшим образом — по воспоминаниям Гальдера, возглавлявшего 
германский генеральный штаб, на фронте имели место случаи паники. И это — в 
Польше, где шло активное наступление! На западе немецкие солдаты играли с 
французскими в футбол и чуть ли не братались с ними.
В сорок четвертом ситуация была иной. Немцев били везде, но они только крепчали.
 Никакого уныния, никакой подавленности. Пропаганда становилась все более 
грубой и незамысловатой, но ей верили. Солдаты на фронте сражались отчаянно, 
несмотря на постоянное отступление, в тылу гражданские работали все больше и 
лучше. Странно, не правда ли? Одной пропагандой это не объяснишь, да и не 
работает она, если на голову тебе падают вражеские бомбы.
Еще версии? Говорят о том, что немцы отчаянно сражались от безысходности, думая,
 что в случае поражения их всех уничтожат. Честно говоря, звучит не очень 
убедительно. Во-первых, если солдаты не верят в победу, их моральный дух низок, 
а у немцев он был высок. Во-вторых, независимые исследования даже в апреле 1945 
года, буквально накануне краха, демонстрировали, что больше половины немцев все 
еще верят в конечную победу своей страны. Это уже вообще не лезло ни в какие 
ворота. К тому же, как показывает практика, солдаты часто сдаются в плен даже 
зная, что там их ждет неизбежная гибель. Такова человеческая психология — 
надежда умирает последней. Так, римские легионеры сдавались германцам после 
разгрома в Тевтобургском лесу, прекрасно зная, что впереди — мучительная смерть.

Американцы любят утверждать, что немцы фанатично сражались, потому что боялись 
прихода русских. Бояться-то они боялись, только вот каждый день сопротивления 
давал русским все больше шансов захватить Германию. Немцы оказывали достаточно