солнечный человек. Честно говоря, я даже отвык встречать подобных людей в 
современной Германии, как это ни печально. Госпожа Грау встретила меня как 
родного, провела в дом и напоила чаем.
— Вы сказали, что вас интересует судьба моего дяди Генриха? — спросила она.
— Да. Насколько я знаю, он служил в СС…
— О да, дядя Генрих был искренним нацистом. — Моя собеседница повела плечами, 
как бы сожалея о глупости родственника. — Он до самой смерти ходил на собрания 
национал-демократов…
— Он умер в Германии?
— Да, более тридцати лет назад… Мы не поддерживали с ним особо теплые отношения,
 но все же посещаем его могилку. В конце концов, детей у него не было. Вы 
хотите ее увидеть?
— Пожалуй, нет. — У меня не было причин не доверять собеседнице. — А вы не 
знаете, где именно в СС он служил.
— Вообще-то я в годы войны была маленьким ребенком, но, по рассказам взрослых, 
где-то в центральном аппарате в Берлине. Он очень переживал по поводу того, что 
не может отправиться на фронт и воевать за фюрера…
— Почему же он не мог этого сделать? Важная работа?
— О, нет. Дело в том, что ему до войны на учениях оторвало снарядом ногу. 
Трагический несчастный случай, из-за которого он остался на кабинетной работе. 
Конечно, может быть, он и выжил только благодаря этому…
Моя версия рушилась на глазах. Дядя сидевшей передо мной женщины явно не имел 
никакого отношения к тому Генриху Штайнферингу, которого я безуспешно 
разыскивал в Лиме. За годы и десятилетия общения с разными людьми я научился 
довольно уверенно чувствовать ложь и мог дать руку на отсечение: Шарлотта Грау 
не лжет. И все же не удержался и выложил последний козырь:
— Дело в том, что я ищу информацию о Штайнферингах, которые сейчас живут в Перу.

— В Перу? — моя собеседница одновременно удивилась и обрадовалась. — Они живы?
— А… — я чуть не поперхнулся чаем, — вам что-то известно о них?
— Да, конечно! — живо воскликнула Шарлотта Грау. — У нас в семье их звали 
«потерянным коленом израилевым»! Это наши дальние родственники, которые уехали 
в Южную Америку еще в середине девятнадцатого века. Они обосновались неподалеку 
от Лимы. Почти век моя семья переписывалась с ними, и только в тридцатые годы 
переписка прекратилась. Проблема была в том, что практически вся моя родня была 
в то время без ума от Гитлера, а наши перуанские родственники относились к нему 
негативно. Из-за политики и поссорились. После войны мы пытались восстановить 
порванные связи, но это нам не удалось. Вы что-нибудь о них знаете?
Я оставил своей собеседнице с таким трудом добытый мною адрес Штайнферингов в 
Лиме. Быть может, порванную нить еще удастся восстановить. А сам, не спеша идя 
по тихой улице поэтического Веймара, думал о том, какие удивительные повороты 
порой приобретает мое расследование и как ограничен бывает порой наш кругозор. 
Действительно, я с достойным лучшего применения упорством искал следы 
Штайнферинга в Германии, а он, оказывается, всю жизнь прожил в Перу. Я пытался 
найти эсэсовца, преданного фюреру и рейху, а нашел антифашиста. Причем нашел 
совершенно случайно, благодаря удаче, которая порой улыбается нам совершенно 
неожиданно.
Что ж, настало время завершать мое расследование.



Немцы — не нацисты!

В годы Второй мировой люди во всем мире считали, что немцы — это поголовно 
нацисты. Сегодня многие полагают, что немецкие колонии в Латинской Америке 
поддерживают наследников нацистов. Конечно же, и то и другое — не более чем 
штамп. И если с первым общественное сознание уже благополучно рассталось, то о 
втором мне придется поговорить поподробнее.
Сперва немного личных воспоминаний. В колонии, где я рос, было немало бежавших 
из Германии эсэсовцев. В том числе и мой отец. Были люди, симпатизировавшие 
нацизму. Были те, кто — как я узнал впоследствии — поддерживал связи с Новой 
Швабией. Например, Олаф Вайцзеккер, старинный приятель моего отца. Но первую 
скрипку в колонии играли не они, а старожилы, обосновавшиеся там очень давно и 
к нацизму относящиеся равнодушно, если не негативно. Полученное мной 
образование и воспитание не было окрашено в коричневые тона, никто не пытался 
заразить меня бациллой национал-социализма.
В Латинской Америке проживало немало немцев, которые с самого начала и до конца 
не испытывали к Гитлеру ничего, кроме стойкой ненависти. Малоизвестная деталь: 
когда в тридцатые годы агенты НСДАП начали пропагандистскую работу в Аргентине, 
они столкнулись с сопротивлением, в том числе и в немецких колониях. Дело 
кое-где доходило до вооруженных стычек. Уже после войны во многих случаях 
бежавшие из Германии эсэсовцы — в основном, правда, разная мелкая сошка — 
разоблачались своими же соотечественниками и вынуждены были снова ударяться в 
бега. Параллельно медленно, но верно росло количество людей, придерживающихся 
левых убеждений. Широко известна история католического священника падре Хорхе, 
который примкнул к одному из отрядов колумбийских повстанцев и вместе с ними с 
оружием в руках боролся за права трудового народа. Меньше известно о том, что 
настоящее имя падре — Куно Вебель и что он на самом деле — чистокровный немец. 
Латиноамериканские немцы помогали Фиделю совершать революцию на Кубе, сражались 
в отряде Че Гевары. Как видим, штамп «немецкие колонисты равно нацисты» при