организацию распустили, замок — точнее, его останки — является государственной 
собственностью.
— Откровенно говоря, — добавил Ян, — в развалины замок превратился еще в начале 
1945 года, когда его сожгли несколько вооруженных людей. Скорее всего, это были 
жители Гревенброха, которые считали, что в зам-, ке пс-прежнему происходят 
сходки нацистов из «Вервольфа». Они действительно задержали группу людей в 
странной одежде, отчаянно сопротивлявшихся захватчикам замка, поэтому почти все 
из них были убиты на месте. Замок тогда постарались сровнять с землей, но это 
не очень-то получилось. Потом, говорят, военные поддались на уговоры местных 
жителей и пару раз взорвали остатки замка. С тех пор, собственно, все здесь в 
таком виде, каком мы с вами, герр фон Кранц, и увидим.
Когда мы с Яном приехали в Гревенброх, до осеннего 4·естиваля любителей готики 
было еще очень далеко. Мы отправились в Хулчрат в тот же день, после обеда. 
Машину пришлось оставить за несколько километров до замка, поскольку дорога 
была перекрыта здоровенными, вросшими в землю, каменными противотанковыми 
«ежами».
— Возможно, для того чтобы в замок не забирались на джипах, — предположил Ян, 
но я почему-то ему не поверил. В те времена, когда их сюда положили, джипы для 
внедорожных разъездов по выходным дням были явно не у многих.
Солнце стояло еще высоко, когда за рощей старых пирамидальных тополей 
показались старые развалины. У меня появилось отчетливое чувство, что я уже был 
здесь и не однажды. Сначала мы обошли развалины по периметру. Ян наносил 
очертания развалин на план замка, скопированный им из какой-то старой книги.
— Вот здесь, — сказал он, указывая на наиболее разрушенную часть, — был большой 
замковый зал. Думаю, в нем проходили самые людные мероприятия вроде совещаний, 
а также посвящений новобранцев. В той части, — он указал на практически целиком 
сохранившийся первый этаж, — были личные комнаты и подсобные помещения вроде 
хранилищ. Разумеется, были еще второй и третий этажи, а также чердак — замок 
был построен как единое здание, без дополнительных стен и пристроек. Чердак не 
сохранился, но, вероятно, уцелели подвалы. В прошлый раз мы несколько дней 
искали вход в них, но безуспешно. Возможно, он был единственным и находился 
где-то поблизости от большого замкового зала, поэтому полностью завален.
Прежде чем забраться на развалины, мы с Яном несколько раз обошли их по 
периметру. Замок был небольшой, и это заняло у нас не больше часа. Чуть ниже по 
склону холма протекала небольшая извилистая речка — скорее, широкий ручей, 
терявшийся в подлеске. Слушая рассказ Яна о замке, я пытался представить себе 
его в прежние времена — если не в конце XVII века, то уж по крайней мере — в 
середине XX. Поскольку меня не оставляло ощущение того, что я уже был здесь, то,
 ошупав руну в кармане, подумал, что, возможно, именно это место и могло мне 
сниться. Я попытался пройти вдоль реки, чтобы найти дорогу, по которой в моем 
последнем, сне я убегал из замка, раздираемый ненавистью и отчаянием. Бредя по 
склону, я посмеивался над этим довольно нелепым предположением, в глубине души 
уже точно зная, что на самом деле все гораздо серьезнее…
В своей жизни мне довелось встретиться со многими хорошими людьми, которые 
чему-то меня научили и лучшим образом повлияли на мою жизнь. Это и мои учителя, 
и авторы книг, которые я люблю больше всего, и ученые, которые помогали мне в 
моих исследованиях, и просто мои близкие люди. В один из дней этот список 
пополнился продавцом, обувного магазина в пригороде Буэнос-Айреса. Он стоял в 
дверях и раскуривал вонючую сигарету, несколько минут наблюдал за тем, как я 
выбирал себе кроссовки. Затем спросил:
— Зачем это тебе?
Я был несколько удивлен. Зачем люди покупают кроссовки? Разумеется, для того, 
чтобы заниматься спортом либо чтобы была удобная обувь «на каждый день». 
Впрочем, я выбирал себе кроссовки как раз для того, чтобы отправиться с одним 
из друзей в трудно-проходимые места родной Аргентины на его джипе. Вообще я 
отношусь к людям довольно дружелюбно, да и моя деятельность приучила меня к 
тому, что хорошее отношение лишним не бывает — даже, прагматично говоря, таким 
образом можно многое узнать. Поэтому я ответил честно.
— Это вздор, — сварливо заявил старик, продолжая курить в дверях. — Чтобы сойти 
с асфальта и месить грязь, нужны не кроссовки, в которых ходят только гринго 
{тут он выругался), а нормальная обувь. Вроде армейских ботинок.
То ли он убедительно говорил, то ли я представил себе, как мы с Аугустом будем 
выталкивать из болота его джип, стоя по колено в воде в модных разноцветных 
кроссовках, но в тот день я купил себе армейские ботинки. Черные, с жестким 
высоким Голенищем и плотной шнуровкой. Собственно, когда я обходил развалины 
замка Хулчрат, я в них и был.
Спускаясь по холму, я внезапно поскользнулся. И это было бы еще полбеды — в 
конце концов, со всяким бывает, — не угоди я другой ногой в дыру между камнями. 
Острая боль пронзила лодыжку, заставив меня зашипеть сквозь зубы. Я лежал на 
земле, провалившись по колено в узкую дыру. Между тем под весом моего тела 
камни начали осыпаться, и я по ним стал съезжать вниз. Я бы точно сломал 
лодыжку, не будь она надежно защищена прочной кожей и шнуровкой.
Когда мой незапланированный спуск прекратился, я осторожно пошевелился и встал 
на ноги. Я проехал на покатившихся вниз камнях около двух метров и теперь стоял 
в начале неширокой дыры, уходившей наклонно вниз. Над моей головой сияло небо, 
прикрытое по краям ямы густым кустарником и травой. В принципе я мог бы 
выбраться из ямы и сам, несмотря на боль в лодыжке, но все-таки предпочел 
окликнуть Яна. Через полминуты небо заслонило его обеспокоенное лицо.
— Герр Кранц, — заволновался он. — С вами все в порядке? Вы ничего себе не 
сломали?