говорил профессор?
А если оставить в стороне все те рациональные вещи, к которым я привык? Если 
верить не тому, что написано в учебниках и книгах, которые я в изобилии 
прочитал за свою жизнь, а своим собственным глазам и ощущениям? Разумеется, я 
мог сказать, что у меня не оставалось иного выхода, как поступить именно так. 
Но выход у меня был: продолжать год за годом ханжески повторять прописные 
истины, много раз повторенные теми, у кого не хватило мужества взглянуть в 
глаза непривычному, необъяснимому с обыденной точки зрения. То есть фактически 
перестать искать правду, а значит, перестать быть исследователем.
Подробно записав и обдумывая еще и еще раз свои сны, а также полистав 
соответствующую литературу, я пришел к выводу, что остроугольный камень, 
который мне вручили во время моего «посвящения», есть не что иное, как 
священная руна, которая вручалась всем членам нацистских и околонацистских 
оккультных обществ двадцатых и тридцатых годов. Мне предстояло еще раз 
обратиться к табличкам Виллигутов, потому что меня не оставляло ощущение их 
причастности к происходившему в то время и попросту потому, что иной связи 
между руной из моих снов и попытками манипуляций сознанием, на версию о которых 
я все же чрезвычайно рассчитывал, у меня на тот момент не было.




Глава 2
РУНА НАШЛАСЬ!


Несколько часов подряд я перечитывал оригинальные документы, связанные с 
табличками Виллигутов, пытаясь отыскать информацию, которая, возможно, была 
упущена. Однако что-то не давало мне покоя, причем настолько сильно, что через 
пару часов сосредоточиться на чтении стало совсем невозможно, и я принялся 
систематизировать сложившуюся ситуацию.
Что дано: переутомившаяся архивная крыса вроде меня, — размышлял я, потирая 
виски, — плюс возраст. Что еще дано: логически четкие сны мистического 
характера, содержащие информацию, доселе мне незнакомую, но оказывающуюся вроде 
бы связной. Началось все это неделю назад, когда я занимался… Чем же я 
занимался неделю назад? Я начал вспоминать. Как всегда, работал с документами 
из сейфа, никуда не ездил. Чинил перекрытия на чердаке, так как под сейфом они 
совсем прогнили, и я опасался, что тяжелый ящик просто рухнет вниз. Поэтому я 
вынул из сейфа все и передвинул его к стене… Какой же я осел! В первый раз за 
все время я вынул из сейфа все, что там было! Я вскочил и, невзирая на 
раскалывающуюся голову, буквально взлетел по лестнице на чердак. Судорожно 
порывшись в содержимом сейфа, сложенном аккуратной кучкой на брезенте возле 
стены, я нашел то, что искал: небольшой грязный сверток, который я тогда, 
осмотрев, отложил в сторону «на потом». В свертке среди пыли и каких-то 
отвратительного вида серых комочков лежал полотняный мешочек на шнурке… а в нем 
был небольшой остроугольный камень… Я сразу понял, что это была именно руна, и 
вот почему. Во-первых, я все-таки видел руны, подобные этой, которыми были 
помечены документы из сейфа моего отца. А во-вторых, я много раз видел рисунки 
и фотографии рун в книгах, посвященных древнегерманским и североевропейским 
религиям. Руна удобно легла в руку, и, похолодев, я понял: это тот самый 
остроугольный камень, который я получил в своем сне во время посвящения. «Помни,
 что это часть Великого Мессии, — вспомнил я жуткий шелестящий голос, — тот, 
которым ты отсечешь свою душу…»
Стараясь не кашлять от вонючей пыли, поднявшейся от мешочка, и не выпуская из 
руки руну, я спустился вниз. Под настольной лампой я рассмотрел свою находку 
еще раз. Камень был чистый, шероховатый и как будто… новый. Обнаружив руну, я, 
как ни странно, успокоился. Зацепка была найдена и снова требовала от меня 
рациональных и последовательных действий для ее изучения. Я сфотографировал 
руну со всех сторон, прикладывая к ней линейку, чтобы затем отправить снимки 
специалистам.
В свое время исследования в области оккультных корней «Аненербе» достаточно 
тесно свели меня с Яном Хедгекофом, историком, специализирующимся на 
древнегерманской истории. Довольно длительное время Ян изучал также религиозные 
«ереси» Германии XIX — начала XX века. Познакомились мы с ним в историческом 
музее в Берлине несколько лет назад, где он в ту пору работал младшим научным 
сотрудником, — симпатичный светловолосый молодой человек, который, казалось, не 
думал и не говорил ни о чем другом, кроме древне-германской истории. Тогда мне 
и в голову не могло прийти, что у меня будет повод возобновить это знакомство.
Я извлек из толстой кожаной визитницы карточку Яна и подумал, как хорошо, что у 
меня есть привычка хранить контакты всех людей, с которыми когда-либо 
встречался. Берлинский номер Яна не отвечал, а в музее мне сказали, что Ян не 
работает у них уже больше двух лет. На этом первый этап поисков можно было бы 
считать оконченным, но я припомнил, что некоторое время назад я встречал его 
фамилию на одном из новостных порталов в Интернете. Через несколько минут после 
начала поиска в глобальной Сети я уже читал статью, посвященную открытию, 
сделанному Яном. Статья размещалась на узкоспециальном веб-сайте по вопросам 
древнегерманской истории, и непонятно вообще, почему эту новость разместил один 
из ведущих новостных порталов. Странные случайные совпадения все-таки не давали 
мне сбиться с пути ни на шаг. Статья была посвящена ранней ариософии, а под 
статьей был указан электронный адрес Яна. Естественно, я не замедлил написать