В. С.
). И счета мне администрация не прислала, видно, кто-то заплатил за меня. 
Привезли – куда не знаю. Позже выяснилось, что это гостиница. И оставили одного 
(без охраны? –
В. С
.). Через некоторое время снова повезли куда-то. И опять незнакомая комната. 
Входит какой-то человек с усами. Здоровается. Я его узнал сразу. Отвечаю:

– Здравствуйте. А я вас на руках носил…
– Как это на руках? – удивился Сталин.
– Первого мая… На демонстрации…

Сталина заинтересовало положение в Польше, мои встречи с Пилсудским и другими 
руководителями Речи Посполитой. (И это тогда, когда Польша была захвачена 
немцами?! –
В. С.
). Индуктором моим он не был.

После довольно продолжительного разговора, отпуская меня, Сталин сказал:
– Ох и хитрец вы, Мессинг!
– Это не я хитрец, – ответил я. – Вот вы так действительно хитрец!
М. И. Калинин незаметно потянул меня за рукав».
Удивляет в этой сцене многое: и доставка Мессинга в Москву не на поезде, а на 
машине, что с ночевкой значительно увеличивало переезд; и неожиданное появление 
в комнате Калинина. Непонятно, в чем заключалась хитрость Мессинга, обычно 
человека прямого и честного. Впрочем, не лесть и подобострастие, к которым 
Сталин привык, а именно честность считал он хитростью. И наконец, поражают 
смелые слова Мессинга: «Вот вы так действительно хитрец!» Если они и прозвучали,
 то, значит, Мессинг «прочитал» Сталина, понял его сущность, «двойное дно», 
разницу между словом и делом. И даже за это не заслужил упрека вождя. Может, 
тот растерялся от неожиданно сказанной ему в лицо правды? Сомнительно. В любом 
случае похвалим литзаписчика за эту сценку, в которой Мессинг предстал героем, 
без каких-либо преувеличений, возможно, даже сам не подозревая об этом.



Вся жизнь – проверка

Мессинга вывели из Кремля, посадили в машину, из окна которой он увидел лишь 
кусочек центра столицы. Вольфу предстояло жить в Москве, но об этом ему не 
подсказывали даже качества ясновидца. Он с волнением ожидал следующих дней – 
дадут ли ему работу и какую. Но два дня к нему в номер лишь приносили еду. На 
третий день заявился человек в темно-сером костюме и форменной фуражке и повез 
в банк.
– Проверим ваши способности, – сказал он.
– Зачем? Я – Вольф Мессинг!
– Знаю, – ответил человек, – но одно дело быть Вольфом Мессингом там, другое 
дело стать им здесь.
– Что? Тут другие люди?
– Другие! Советские! – с пафосом произнес человек в фуражке.
Мессинг с опаской посмотрел на него. С первых шагов жизнь на советской земле 
показалась ему странной и непредсказуемой. Он попал сюда неподготовленным, его 
не встретили, по уже сложившейся традиции, как почетного гостя. У него не было 
опытного импресарио. И самое неловкое – Вольф очутился в России без знания 
русского языка. Он не мог разговаривать, выучив лишь отдельные слова. С помощью 
этих слов, жестов удавалось понять собеседника, но не всегда точно. В книге мы 
не будем коверкать язык Мессинга, что затруднило бы, и без особого смысла, 
повествование о нем.
Итак, Мессинга привезли в Госбанк и поручили получить 100 тысяч рублей по 
чистой бумажке. Опыт этот едва не кончился трагически. Вот как он описан в 
мемуарах: «Я подошел к кассиру, сунул ему вырванный из школьной тетради чистый 
листок. Раскрыл чемодан и поставил его у окошечка на барьер. Пожилой кассир 
посмотрел на бумажку. Открыл кассу. Отсчитал сто тысяч. Для меня это было 
повторением того случая с железнодорожным кондуктором, которого я заставил 
принять бумажку за билет. Только теперь это не представляло для меня, по 
существу, никакого труда. Закрыв чемодан, я отошел к середине зала. Подошли 
свидетели, которые должны были подписать акт о проведенном опыте. Когда эта 
формальность была закончена, с тем же чемоданчиком я вернулся к кассиру. Он 
взглянул на меня, перевел взгляд на чистый тетрадный листок, насаженный им на 
один гвоздик с погашенными чеками, на чемодан, из которого я стал вынимать 
тугие нераспечатанные пачки денег… Затем неожиданно откинулся на стуле и 
захрипел… Инфаркт? К счастью, он потом выздоровел».
Мессингу не понравилась ни эта бесчеловечная проверка, ни другие, участившиеся. 
Он читал мысли их организаторов, они относились к нему недоверчиво, как к врагу,
 считали опасным, способным на преступление, на шпионаж: «Врешь ты все… Только 
спусти с тебя глаз. Такие способности, да чтобы их для себя не использовать 
может только идиот… А ты все сечешь. И притворяешься, что не знаешь языка. 
Понимаешь все, когда от тебя требуют. Хочешь войти в доверие, вызнать то, что 
тебе нужно, а потом передать связному, который, возможно, живет в одной с тобой 
гостинице, шпионская морда!»