Гитлеру, если он пойдет войной на Восток. За мою голову обещана большая награда.

– О Боже! – встрепенулся отец. – Зачем ты это сделал, сынок? Тебя что, дергали 
за язык? Или принуждали сказать то, что ты знаешь? Принуждали силой?
– Такова моя профессия, отец. Я говорил о том, что чувствовал. Я увидел горящие 
дома, целые города в руинах, фашистские знамена над ними, потом красные, 
полосатые – американские, и среди развалин Берлина мертвого фюрера. Я хотел 
предупредить беду. Зачем разрушать мирные города и убивать невинных людей? 
Чтобы обречь себя на смерть, смерть в огне? Я видел Гитлера, объятого пламенем. 
Он даже не пытался сбить его. Я не терплю убийства, смерти, но это самосожжение 
не расстроило меня. Слишком много бед принесет Гитлер всему миру. Он сам уйдет 
из жизни, боясь человеческого суда над собой.
Ты размечтался, сынок. Гитлер жив-живехонек! Слышишь, кто-то стучится в нашу 
дверь? Слишком настойчиво!
Дверь затрещала. За ней стояли немецкие солдаты. На ломаном польском языке они 
приказали евреям – обитателям дома – собраться на центральной площади. На сборы 
давали тридцать минут.
Отец оглянулся вокруг, думая, что же взять с собой: все вещи, добытые тяжким 
трудом, были ему дороги.
– Берите самое необходимое, – сказал Вольф отцу и братьям.
Через полчаса они стояли в толпе, сгрудившейся на площади. Вольф поднял 
воротник плаща, опустил на глаза шляпу.
– Они не узнают тебя! – шепнул ему отец. – Я здесь нигде не видел объявлений с 
твоей фотографией!
Вольф кивнул. Немецкий офицер выстроил собравшихся в колонну и скомандовал:
– Шнелль! Шнелль! Нах Варшава!
Путь оказался длинным. Многие не выдерживали и присаживались на обочине дороги. 
Немцы били их прикладами, заставляли догонять колонну. Тех, кто не в силах был 
подняться с земли, пристреливали, не обращая внимания на то, кто это был – 
мужчина, женщина или ребенок.
«Быстрее, поганый еврей. Ты еле волочишь ноги. Скоро придется пристрелить тебя. 
Еще в шляпу вырядился, паршивый!» – прочитал Вольф мысли погонявшего его 
прикладом солдата и обернулся к нему: «Я вовсе не паршивый». Немец от удивления 
выпучил глаза.
– И я вовсе не еврей. Я поляк. Зашел навестить старого знакомого, – сказал 
Мессинг.
– Нам приказано вести только евреев, – смутился солдат, а Мессинг продолжал 
внушать ему: «Ты гонишь не еврея! Ты гонишь не еврея!»
– Тогда не мешайся под ногами! Выйди из строя! – нервно скомандовал 
загипнотизированный солдат. Вольф потянул за собой отца, но тут же получил 
прикладом по плечу. Несчастного отца солдат ударом сапога свалил на землю. К 
нему подбежали братья, помогли подняться, взгляды отца и сына встретились, 
полные любви друг к другу и тоски от предстоящей и, возможно, смертельной 
разлуки. Вольф, оставшийся на обочине дороги, долго смотрел вслед колонне, 
стремясь различить фигуры отца и братьев. И вдруг он почувствовал, что родные 
рады за него в надежде, что ему удастся избежать самой злой участи.
Вольф свернул в ближайший лесок, из пожелтевших листьев соорудил себе ложе, 
прилег на него, попытался уснуть, но мысли о родных не давали ему покоя. В 
конце концов усталость и кромешная темнота сомкнули его веки.
Он проснулся от ружейного выстрела, подошел к дороге, раздвинул кусты и увидел 
очередную жертву, скорчившуюся от смертельного выстрела. Рассвет только 
начинался, и Вольф незаметно примкнул к проходящей мимо колонне евреев, не 
сомневаясь, что с нею догонит родных. Уж если принимать смерть, то чувствуя 
поддержку отца и братьев. Об одном только пожалел Вольф: они не успели сходить 
на кладбище, проститься с матерью, но, слава Богу, она не увидит их кончину. 
Сон, пусть и краткий, все-таки вернул Вольфу силы, и ему удалось с небольшой 
частью колонны добраться до Варшавы. Знакомые улицы, здания концертных залов, 
гостиницы, рестораны уныло встречали его, как узника гетто, а не как великого 
телепата.
И сама полуразрушенная Варшава выглядела не прежней оживленной и красивой 
столицей, а обезображенным, обреченным и убогим заштатным городишком. Большие 
железные ворота молча возвещали о том, что Вольф попал в Варшавское гетто.
В мемуарах Вольфа Мессинга этот период его жизни описан невнятно: «Вскоре мое 
местечко было оккупировано фашистской армией. Мгновенно организовалось гетто». 
Где? В крошечной Гора-Кавалерии? И затем: «Мне удалось бежать в Варшаву». В 
американской печати говорилось, что Вольф Мессинг попал именно в Варшавское 
гетто.
На улицах Варшавы, столицы Польши, уже давно появились объявления о создании 
гетто и приказ коменданта города, включающий следующие пункты:

1
Начиная со дня утверждения настоящего приказа, в городе Варшаве выделяется 
особый район, в котором должны проживать исключительно евреи.

2
Все евреи – жители Варшавы и прибывшие из других мест – обязаны после 
опубликования настоящего приказа в течение 5 дней переселиться в еврейский 
район. Евреи, которые по истечении этого срока будут обнаружены в нееврейском 
районе, будут арестованы и строжайше наказаны. Неевреи, проживающие в пределах 
еврейского района, обязаны немедленно покинуть еврейский район.