незнакомыми медведями, которые очень не ласковы к чужим малышам и могут их 
съесть) взбираться на верхушку высокого дерева и тихо отсиживаться там, пока 
минует угроза. Обычно мамаша с малышами первого и второго года жизни, а также 
самостоятельные медведи третьего года жизни уходят от своих берлог после того, 
как крупные самцы уже займут свои прошлогодние участки и опасность попасть им 
на обед уменьшится.
Молодые медведи весьма беспечны. После того как они досыта наедятся молодой 
растительности, на них порой нападает неудержимое веселье. Они начинают 
куролесить, бегать по лесу, реветь в полный голос, валяться на травке. 
Увлечённый своим приятным времяпрепровождением молодой мишка далеко не всегда 
может вовремя заметить, что ему грозит опасность. Опасность эта исходит в 
большей степени не от взрослых сородичей, а от человека.



Человек, несмотря на то, что тоже любит покуролесить, поваляться на травке, 
покричать и побегать в лесу, ещё больше любит выследить и убить медведя. Ещё бы,
 ведь медвежья шкура является у людей своего рода талисманом доблести и силы. 
Небрежно бросив её в своём «логове», человек может предстать перед друзьями и 
знакомыми, как самый сильный из зверей. Несомненно, в людях есть не только 
что-то лошадиное, но и нечто медвежье…
И в этом современный человек отнюдь не оригинален. Древние мифы проливают свет 
на такое архетипическое поведение людей. Например, в представлениях кетов 
человек и медведь выступают в виде разных ипостасей одного и того же существа. 
Душа может родиться в теле человека, а может избрать для своего появления на 
свет тело медведя. Сибирские якуты чтили медведя, как хозяина леса. Они, как и 
индейцы Америки, называли его «милым дедушкой». Однако это не мешало им на него 
охотиться. Эта охота приобретала вид, турнирных боёв человека со зверем: один 
на один. Охотник, вооружённый специальным медвежьим ножом, должен был бросить 
вызов «дедушке» и победить его. Если охотник погибал, то местные жители не 
преследовали зверя, считая, что человек когда-то принёс ложную клятву и теперь 
наказан за это лесным божеством. В этом случае охотник считался ритуальной 
жертвой, принесённой хозяину леса. Как считали, его душа будет на том свете 
прислуживать божеству медведя и если родится вновь, то не иначе, как в облике 
косолапого. (Индейцы одного североамериканского племени, по свидетельству 
летописцев завоевания Америки конкистадорами, умоляли европейцев не убивать 
кривую престарелую медведицу, потому что в неё, по их представлениям, вселилась 
душа бабушки вождя.) Если человек во время поединка убивал медведя, то считали, 
что бессмертное божество вновь возродится в облике медведя и будет, как и 
прежде, оказывать покровительство человеческому роду.
Сибирские остяки, убив медведя, устраивали особый праздник. Шкуру аккуратно 
снимали и изготавливали из неё медвежье чучело. Затем ставили его в юрте на 
почётное место и поклонялись ему. Мясо съедали. Медвежий праздник 
сопровождается весельем и обильными возлияниями. (Недаром на Руси было «модно» 
ставить чучело медведя в кабаке. Любая попойка в этом случаи приобретала черты 
культового для русских медвежьего праздника. Люди пили не просто так, а в 
соответствии с традицией…) Аналогичные обряды существовали и у 
североамериканских индейцев. Они ставили стоймя голову убитого медведя, 
раскрашивали её красками, предлагали ей дары и в тоже время поедали медвежье 
мясо, курили трубки и предавались веселью. Часто медвежий праздник 
сопровождался «эротическими» танцами, во время которых все участники, включая 
женщин, разоблачались и примеряли на себя шкуру поверженного мишки. Затем 
гулянка плавно переходила в массовое совокупление.
Нечто похожее существовало и в античные времена. Жрицы древнего культа Артемиды,
 которая почиталась как владычица зверей, устраивали ритуальные пляски в её 
честь, натянув на себя медвежьи шкуры и надев на голову медвежьи маски, 
изготовленные из головы зверя. Эти жрицы назывались медведицами. Участники 
празднества — мужчины, вступали с жрицами-медведицами в ритуальное совокупление.
 А верховодила всей мистерией сама Артемида, которую также считали медведицей…



«Трутся там медведи о земную ось…»

Кто кроме специалистов может догадаться, что кожа белого медведя чёрная как 
смоль? Известно, что хозяин снегов может часами лежать у полыньи, выслеживая 
кольчатую нерпу, прикрыв лапой свой чёрный нос и губы. При этом он попросту 
сливается с белой гладью Арктики. Уникальная белая «шуба» нужна медведю, чтобы 
выжить среди льдов. Его шерсть состоит из двух слоёв. Нижний — не позволяет 
теплу уходить от тела, верхний — напоминает световоды. Волосы в нём полые, 
твёрдые и прозрачные. Их кончики улавливают солнечный свет и подводят его к 
коже животного. Чёрная кожа жадно впитывает «пойманные» лучи без остатка, за 
счёт этого медведь никогда не испытывает дефицита тепла. Медвежья шкура словно 
пропитана солнечным светом, как прямым, так и отражённым от снега и льда. На 
солнце весь зверь кажется сотканным из света. Для примера, в зоопарках, где нет 
снегов, медвежья шуба выглядит грязно-жёлтой или даже зелёной. Это происходит 
потому, что в полых волосках животного поселяется водоросль хлорелла вульгарис. 
Водоросль и окрашивает шубу медведя в необычный цвет.
Из всех медведей земного шара только белый ведёт полуводный образ жизни. У него 
необычное строение тела, обтекаемое туловище, широкие лапы — «вёсла». Подошвы