руководивших этими варварскими работами. Чувство это возникает неоднократно, 
когда осматриваешь египетские памятники-лабиринты, храмы, массивные пирамиды, 
свидетельствующие отнюдь не о богатстве и любви к искусству этого народа, а 
скорее о порабощенной нации, измученной прихотями властелинов. Тогда прощаешь 
осквернителям могил их жадность и уже с меньшим сожалением глядишь на развалины.
 И в то время, как любители искусства в Александрии возмущаются, видя как 
спиливают колонны дворцов, дабы превратить их в мельничные жернова, философ 
после минутного сожаления, которое неизбежно вызывает утрата любой прекрасной 
вещи, не преминет улыбнуться, думая о тайной справедливости, возвращающей 
народу то, что стоило ему стольких страданий…»

В другом месте Вольней, как и Савари, ожесточенно нападает на тех писателей, 
«которые не хотят согласиться с тем, что пирамиды служили гробницами» и 
«стремятся превратить их в храмы или обсерватории». Он считает «совершенно 
невероятным, чтобы щедрый и цивилизованный народ мог превратить гробницу своего 
повелителя в государственное учреждение». Вольней логически опропергает эти 
теории, справедливо замечая, что мы должны рассуждать но согласно своим 
представлениям, а считаться с психологией древних египтян. «Побуждения, 
воодушевлявшие их, — пишет он, — могут казаться нам нелепыми с точки зрения 
разума, но это не сделает их ни менее сильными, ни менее действенными…»

Что касается самого описания пирамид, Вольней отказывается повторять уже 
сказанное его предшественниками — Полем Люка, де Майе, Пококом, Гривсом, 
Норденом и Нибуром. Он ограничивается лишь несколькими замечаниями общего 
порядка. Большинство измерений пирамид, произведенных до него, утверждает 
Вольней, не совпадает друг с другом, и во всяком случае нельзя согласиться с 
теми, кто считает, что высота Великой пирамиды равна длине ее основания, так 
как в действительности ее стороны значительно короче основания. Он надеется, 
что квалифицированные ученые займутся наконец точным определением длины 
основания пирамиды, что позволит установить значение египетских единиц 
измерения. Вольней отмечает, кроме того, что по рисункам трудно понять 
внутреннюю планировку пирамиды, и советует сделать макет разреза ее камер и 
коридоров «из простой или обожженной глины». Главу о пирамидах он завершает 
пожеланием, чтобы Египет перешел из рук мамлюков в другие руки, дабы получить 
возможность «вести раскопки в разных частях долины Нила и в песках Ливии», ибо 
«там могут быть обнаружены необходимые для изучения древности материалы, каких 
нигде уже больше в мире нельзя найти… Эти памятники, погребенные в песках, 
хранятся там, подобно кладам, для будущих поколений. Возможно, что наши 
пожелания и наши надежды надо отложить до времен, не столь уж отдаленных…» И 
Вольней не ошибся. Его мечты были вскоре осуществлены знаменитой экспедицией в 
Египет, предпринятой Бонапартом в 1798 г. Изыскания этой экспедиции послужили 
началом египтологии и научных археологических исследований, о которых говорится 
дальше. Следует еще упомянуть о полковнике артиллерии Ж. Гробере
95
, который, хотя и являлся участником экспедиции Бонапарта, изыскания я 
пирамидах производил самостоятельно в ту пору, когда был комендантом Гизе. 
Гробер придает огромное значение трудам Геродота и приписывает дочери Хеопса, 
которая, по словам «отца истории», занималась проституцией, чтобы оплатить 
расходы по строительству пирамиды отца, гробницу, находящуюся против середины 
южной стороны Великой пирамиды. Здесь он обнаружил маленькую пирамиду, 
засыпанную песком. Теперь мы считаем ее только мастабой
96
. В его набросках эта маленькая пирамида изображена в плане и в перспективе, 
так же как и другая, расположенная восточнее, которая, по-видимому, тоже была 
лишь мастабой. Ссылаясь на высказывание Геродота о том, что подземные 
сооружения, предназначенные для могилы Хеопса, были окружены водой, проведенной 
из Нила через канал, Гробер полагает, что обнаружил след последнего в глубокой 
канаве, прорытой параллельно восточной стороне пирамиды. Канава эта, как нам 
теперь известно, была одной из больших «солнечных ладей».

Гробер произвел множество измерений Великой пирамиды. Он указывает вышину 
каждого ряда кладки и подробно рассказывает о трудностях, с которыми ему 
приходилось сталкиваться при попытке определить длину ее основания. Тем не 
менее его удивляет, что де Майе, много лет проживший в Египте, так преувеличил 
высоту пирамиды по отношению к ее основанию и что Покок и Норден согласились с 
этим. Он опубликовал схематический разрез пирамиды, значительно больше 
приближающийся к действительности, чем многие из зарисовок его предшественников.

Хотя Гробер целиком посвятил себя исследованию пирамид, он отнюдь не 
восхищается этими сооружениями и называет их «чудовищными убежищами смерти». 
Под влиянием идей своего времени он возмущается «романтически настроенными 
путешественниками, которые, отождествляя прекрасное с огромным, хотят найти 
искусство там, где видны лишь терпение и пот порабощенного народа».




ГЛАВА ВТОРАЯ

ЭКСПЕДИЦИЯ В ЕГИПЕТ