место.
Я начинаю слушать урок и постепенно увлекаюсь.
Действительно, очень интересно: пирамиды, фараоны, мумии… Сфинкс, неизвестно 
когда появившийся. И Хеопс, Нефертити… Легкое, еле уловимое прикосновение 
древней культуры тревожит мое сердце и побуждает пристально рассматривать 
пирамиды и изваяния на фотографиях в учебнике.
Однако дребезжит звонок. Фараоны и жрецы мгновенно вылетают у меня из головы, и 
мы с Адолятом несемся вихрем на перемену, на школьный двор – кричать, смеяться, 
бегать.
Рано, еще рано…
Проходит много лет. Я заканчиваю школу, университет, работаю в НИИ, защищаю 
диссертацию, опять работаю и, наконец, обнаруживаю в себе желание учить других.
И вот я стою перед аудиторией, состоящей из юношей и девушек, и рассказываю им 
о законах Ньютона.
Один из ребят все время мешает мне.
– Капустин! Встань и выйди вон, – железным голосом говорю я ему.
– Я больше не буду, – уверенно отвечает Капустин, глядя на меня темными, совсем 
адолятовскими глазами.
– Будешь, будешь, – не менее уверенно говорю я, вспоминая Лидию Ильиничну.
– Рассказали бы лучше что-нибудь интересное… – вдруг неожиданно просит Капустин,
 уходя от скользкой дисциплинарной темы.
Это законы-то Ньютона неинтересны? Тем не менее, время уже позднее, и ребята, 
действительно, устали. Я задумываюсь.
– Хотите интересное?
– Да! – дружно отвечает аудитория.
Что же им рассказать… Черные дыры, квазары, Изумрудная скрижаль Гермеса… Многое 
они уже знают и могут оценить.
А вот об этом я им еще не рассказывал. Я сажаю Капустина на место и спрашиваю: 
“Бывали ли вы в Египетском зале Эрмитажа?”



В ЕГИПЕТСКОМ ЗАЛЕ ЭРМИТАЖА

В этот зал я всегда вхожу, стараясь ступать потише. Мне кажется, что все здесь 
погружено в глубочайший сон, в котором Прекрасное слито с Тайным, эзотерическим 
знанием, и мое присутствие здесь не всегда может быть желательным…
Я хорошо знаю, что сухой климат Египта предохраняет дерево и ткань от гниения и 
распада, но когда вижу следы долота и роспись на великолепном деревянном 
саркофаге египтянки Ит, мне кажется, что мастера ушли неделю назад. Изредка я 
нарушаю правила Эрмитажа и трогаю рукой холодный базальт.
Под пальцами изящная вязь иероглифов, изображения военных, бытовых и магических 
действ. Саркофаги огромны и, наверное, очень тяжелы, но форма найдена удачно, и 
они выглядят легкими ладьями, уносящими своих хозяев в вечность, в неведомое 
царство Анубиса.
В витринах множество интересных вещей. Заупокойные фигурки-ушебти, фрагменты 
тканей, хрупкий папирус, неведомо как доживший до наших дней. Базальт, алебастр,
 песчаник, дерево…
Материалы различны, но техника их обработки одинаково совершенна и впечатляет 
своей одухотворенностью. Служительница богини любви Бастет – маленькая кошечка 
– смотрит на меня с хорошо знакомым выражением на усатой мордочке. С детства я 
питаю особую симпатию к этим ласковым и независимым особам. Каменные священные 
скарабеи, кажется, ждут лишь знака, чтобы заняться привычным делом – катанием 
небольших шариков.
У изваяния Аменемхета III я стою долго. Умное, волевое лицо. Он смотрит на меня 
из глубины тысячелетий, могущественный властитель великой страны. Иногда мне 
чудится легкая улыбка на каменных губах.
А вот уже совсем близкая мне вещь: палитра египетского художника. Правда, она 
выглядит несколько иначе, чем современная. В свободное время я рисую и было бы 
интересно обсудить с владельцем палитры его взгляды на искусство. Что бы он 
сказал о “Черном квадрате” Малевича или, скажем, о “Данае” Рембрандта?
Высокое искусство, сложная религия… и неуловимое присутствие еще чего-то, что 
словами и битами (единица информации – научн.) не выразишь, но, уходя, уносишь 
с собой ощущение, что сегодня получил больше, чем в прошлую встречу.
Это странное воздействие прошлого на настоящее беспокоит меня. Как физик, я не 
нахожу ему объяснения. Китайский лирический поэт VIII века Ли Бо творил почти 
тринадцать столетий тому назад. А в наши дни его стихи звучат в песнях 
замечательной артистки Анны Смирновой:
Я начинаю петь, и в такт
Качается луна.
Пляшу, и пляшет тень моя,
Бесшумна и длинна…
…
И снова в жизни одному
Мне предстоит брести
До встречи той, что среди звезд
У Млечного Пути…
“Среди цветов”
Стереоаппаратура позволяет объемно слышать все переливы голоса и флейты. Я 
слушаю и отчетливо понимаю: помимо тривиальной причинно-следственной связи