из членов группы Картера, представлявшего музей искусств Метрополитен, 
Карнарвон «был одним из самых суеверных людей, с которыми мне когда-либо 
доводилось встречаться».
[224]


Картер, напротив, во втором томе своего труда «Гробница Тут. анх. Амона» 
решительно отвергал идею проклятия в связи со смертью лорда Карнарвона. В конце 
предисловия он утверждает, что не намерен «повторять смехотворные истории, 
выдуманные об опасностях, поджидающих в этой гробнице… и способных уничтожить 
проникших в нее».
[225]
Более того, он говорит: «Насколько нам известно, проклятия подобного рода не 
играли никакой роли в египетском ритуале».
[226]
Однако эти слова не отражают его истинного мнения, поскольку в статье, 
опубликованной в «Дейли Экспресс» на следующий день после кончины Карнарвона, 
сам Картер всего несколько дней назад говорил своему другу: «Эта гробница 
принесла нам несчастье».
[227]
Более того, во введении к неопубликованным мемуарам тогдашнего британского 
вице-консула в Каире, сэра Томаса Сесила Рэппа (1893–1984), говорится:



«Он [Картер] слишком страдал от суеверного чувства, что смерть лорда Карнарвона 
явилась карой судьбы за нарушение вечного покоя усопших, карой, которая может 
распространяться и на него. Однако он прожил после этого еще семнадцать лет».
[228]


Это весьма важное признание, никогда прежде не публиковавшееся, которое 
раскрывает наиболее уязвимую сторону характера Картера. Его участие в 
спиритических сеансах в Хайклер Касл и даже способность понимать слова, 
произносимые леди Канлифф-Оуэн по-коптски, явно намекает на то, что он, как и 
его друг и покровитель, руководствовался духовными устремлениями, неразрывно 
связанными с наследием Древнего Египта.

Душа его будет навеки уничтожена

Несомненно, пятый граф Карнарвон чувствовал себя не вполне комфортно, прочтя 
письмо от Амона вскоре после нелегального проникновения в Погребальную Камеру и 
изъятия из нее ряда реликвий для собственных целей. Но какую же цену придется 
заплатить за это? Амон явно думал об этом, и у Карнарвона были все основания 
размышлять о том же, ибо в противоположность тому, что писал в своей книге 
Картер, в гробницах иногда находят магические формулы, цель которых — отпугнуть 
грабителей. Так, например, в своей книге «Тутанхамон и другие эссе», спешно 
изданной в 1923 г. на волне массового интереса широкой публики ко всему, 
связанному с Египтом, Артур Уэйгалл приводит проклятие, начертанное на 
погребальной статуе человека по имени Урсу, инженера-шахтера, жившего менее чем 
за сто лет до Тутанхамона:


«Того, кто покусится на мое имущество или потревожит мою гробницу, или извлечет 
мою мумию, того покарает бог Солнца. Он не передаст эти сокровища своим детям, 
и сердце его не испытает радости от жизни; он не получит воды (чтобы напоить 
дух свой) в гробнице, и душа его будет навеки уничтожена».
[229]


Подобные же проклятия найдены и в других гробницах. Например, Уэйгалл цитирует 
другой пример, написанный на стене гробницы Хархуфа в Асуане, датируемой эпохой 
VI династии, ок. 2340 г. до н. э.:


«На всякого человека, который войдет в эту гробницу… я наброшусь, словно 
[хищная] птица; и да осудит его великий бог».
[230]


Было бы неправильным думать, что Карнарвон не подозревал о подобных проклятиях 
и о том, что, нарушая покой египетской гробницы, он становится игрушкой в руках 
оккультных сил. На людях он гнал прочь от себя подобные мысли, но когда он 
оставался наедине с собой, они не давали ему покоя. Возможно, в поисках ответа 
на этот вопрос или хотя бы утешения он и обращался к своему личному 
ясновидящему и хироманту, известному по имени Бельма.

Как и Амон, Бельма славился своими предсказаниями, включавшими в себя убийство 
русского царя и его сына, царевича Алексея Николаевича, а также смерть 
Франциско Панчо Вильи, бандита, ставшего президентом Мексики, которому Вельма