однако по условиям соглашения вынужден утаивать эту информацию? Почему у меня 
появились сомнения? Дело в том, что внутри входа в шахты, о которых говорит 
Дэнли, были установлены вентиляторы, а в западной стене коридора, ведущего к 
царской погребальной камере, пробурен проход в северную шахту, где на 
протяжении нескольких футов отсутствует стенка, — все это исключает возможность 
возникновения колебаний в Царской камере, вызванных эффектом «бутылки 
кока-колы». Кроме того, вентиляторы были установлены для удаления избыточного 
тепла и влажности и вывода воздуха из камер через шахты наружу. Все это 
практически исключало эффект «бутылки кока-колы». Дэнли, будучи 
инженером-акустиком, должен об этом знать не хуже меня. Вот почему я задаю 
вопрос, не является ли самым вероятным источником ультразвука в царской 
погребальной камере сама Земля.
Недавно мне в большей мере случайно представилась возможность подтвердить 
существование в Царской камере указанных акустических явлений своеобразным 
способом, причем без приборов и знаний, какими обладал Дэнли. 24 февраля 1995 
года я заплатил инспектору плато Гизы 100 долларов США за позволение остаться 
внутри пирамиды Хеопса, после того как остальные туристы уйдут и доступ в нее 
прекратится. Эго был рамадан, священный месяц мусульман, и посещаемые туристами 
места закрывались рано. Я попросил, чтобы меня, выключив все освещение, 
оставили одного в пирамиде Хуфу на полчаса. Мухаммед, инспектор, подумал, 
наверно, что я собираюсь предаться медитации, и я, заключая с ним соглашение, 
не стал его в этом разубеждать. У меня в рюкзаке лежали бутылка с водой, 
предмет первой необходимости в Египте, и несколько инструментов, привезенных 
мною для определения уровня акустической и электромагнитной частот. У меня было 
мало времени. Я попросил выключить свет, поскольку не хотел, чтобы фоновый 
электрический шум влиял на цифровой частотомер, захваченный с собой. Я взял его,
 чтобы измерить радиочастоты, которые, по-моему мнению, возникали в объемном 
резонаторе внутри пирамиды Хеопса. Также я захватил с собой и магнитофон, 
который включил и положил на гранитную глыбу рядом с гранитным ящиком в Царской 
камере. Туда же я, когда последняя группа туристов шла вниз к выходу по 
поднимающемуся вверх коридору, поставил карманный электрический фонарик, 
цифровой частотомер и монохроматическое устройство настройки, измеряющее 
звуковую частоту и используемое для настройки музыкальных инструментов.

Когда шум стих, приступил к измерению частоты гранитного ящика. Я прочитал в 
буклете у флейтиста Пола Хорна (приложение к его альбому «Внутри пирамиды 
Хеопса (Inside the Great Pyramid)», что гранитный ящик резонирует с частотой 
438 герц
[74]
. Хорн использовал устройство настройки Корга, который несколько дороже, нежели 
использованное мною устройство Мейтрикса, когда проводил свои акустические 
опыты в камере. Я стукнул кулаком по боковой стенке ящика. Устройство 
зарегистрировало частоту в диапазоне 439–440 герц, Я громко пропел эту ноту, 
чтобы проверить резонанс в Царской камере. Повышая голос, я заметил, что 
реверберация стихает, лишь после того как я пропою ту же ноту октавой выше, 
затем реверберация становится еще больше. Уже было пора проверять наличие в 
камере радиочастот, а свет по-прежнему не был выключен. В запасе у меня 
оставалось всего пятнадцать минут, поэтому я, пройдя, согнувшись, по коридору, 
встал возле верха Большой галереи и крикнул охранникам, чтобы они погасили свет.
 Здесь я пропел ту же ноту, что и раньше, и поспешил обратно в Царскую камеру, 
надеясь оказаться у фонарика прежде, чем темнота окутает все вокруг. Наконец 
шум, исходящий от работающих источников света, внезапно прекратился; светил 
только мой карманный фонарик. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Пот лил с 
меня ручьями. Для меня настал момент истины.

Но не в тот день! К своему сожалению, я понял, что шум от работающих источников 
света скрывал жужжание вентиляторов, установленных в так называемых 
«вентиляционных шахтах». Охранники выключили освещение, но, как я выяснил потом,
 они не могли отключить вентиляторы, так как у них не было ключа от электрощита,
 где находился выключатель. Я «поблагодарил» Рудольфа Гантенбринка. за столь 
хорошую инженерную работу, ибо он установил вентиляторы прежде, чем провел свое 
знаменитое исследование шахт, ведущих к Камере царицы. Расстроенный из-за того, 
что мне не удастся использовать данные, на получение которых я рассчитывал, я 
все же снял несколько показаний. Уложив все предметы в рюкзак, поспешно покинул 
Царскую камеру, спустился вниз по Большой галерее, вновь намучил свои бедра, 
спускаясь вниз по поднимающемуся вверх коридору, затем, быстро миновав 
прорубленный людьми Эль-Мамуна проход, вышел к воротам, а из них на свежий 
воздух.
В гостиничном номере перемотал кассету, прослушал запись и обнаружил три весьма 
интересных акустических феномена. Во-первых, на пленке оказались обертоны 
пропетой мною в Царской камере ноты. Я их там не мог слышать, так как сам 
являлся источником данного звука Это было весьма волнующее открытие, поскольку 
говорило в пользу моей теории о Царской погребальной камере. Однако мой восторг 
несколько поубавился, когда я подумал, что источником данного обертона, 
возможно, являются принесенные мною приборы, которые резонировали на боже 
высокой частоте. Хоть мой магнитофон был не из очень дорогих, я по-прежнему, 
учитывая конструкцию и предназначение Царской камеры, полагал, что обертоны 
порождены самой камерой (включая гранитные потолочные балки). Второе открытие 
было связано с записью ноты, пропетой мною, после того как я, стоя на большой 
ступени у верха Большой галереи, крикнул охранникам, чтобы они выключили свет.