Здесь, у самой колыбели рациональной мысли, школы мистерий взращивали ее 
противоположность. Не случайно такие люди, как Пифагор, Ньютон и Лейбниц, 
приложившие огромные усилия, чтобы помочь человечеству свыкнуться с реальностью 
физической вселенной, глубоко интересовались эзотерической мыслью. Эти великие 
люди понимали, что если смотреть на жизнь с субъективной стороны, а не 
объективно, как это делают представители чистой науки, возникают совершенно 
иные закономерности. Жизнь, рассматриваемая объективно, может быть рациональной 
и подверженной действию природных законов, но при субъективном восприятии она 
становится иррациональной.
Сознательно разделяя свое восприятие, Пифагор открыл возможность для более 
ясного восприятия обоих аспектов жизни.
Ученики Пифагора привыкали жить в стороне от человеческого общества, чередуя 
мистический экстаз с интеллектуальным анализом. Пифагор был первым, кто назвал 
себя «любовником мудрости», то есть «философом», но подобно Сократу и Платону 
после него, он был ближе к мату, чем современный университетский профессор. 
Ученики благоговели перед ним. Они верили, что он обладает силой посылать им 
любые сны по своему желанию и в одно мгновение может перенацелить их сознание 
во время бодрствования.
Пифагор навлек на себя убийственную ярость тех, кто оказался исключенным из его 
внутреннего круга. Он отказался принять человека по имени Кирон в свою школу 
мистерий из-за его неусидчивости и надменного поведения. В отместку Кирон 
настроил толпу черни против Пифагора. Они ворвались в здание, где Пифагор 
встречался со своими учениками, и подожгли его. Все, кто находился внутри, 
погибли.
В эпоху Пифагора в разных концах света появились два других философа, 
пытавшихся рационально определить иррациональный аспект жизни: Гераклит в 
Греции и Лао-цзы в Китае.
«Мы не можем дважды войти в одну реку», — сказал Гераклит.
Есть история о том, как Конфуций встретился с Лао-цзы и попросил приобщить его 
к мудрости посвященных. Лао-цзы отказал Конфуцию и высмеял его за сочетание 
льстивых манер с непомерными амбициями. Вероятно, это апокрифическая история, 
но она указывает на важную истину: конфуцианство и даосизм представляют течения 
экзотерической и эзотерической мысли в Китае.
Конфуций много лет корпел над собранием традиционной китайской мудрости, и его 
книги впоследствии стали каноническими руководствами для правителей Китая.
Высказывания Конфуция абсолютно разумны: «Путешествие в тысячу миль начинается 
с одного шага», «Цени работу больше, чем награду», «Если не можешь достичь 
своих целей, измени их» и так далее.
Мы можем сравнить Конфуция с Редьярдом Киплингом. Оба были слугами империи. 
Если бы научный материализм описывал всю полноту человеческого опыта, то 
стихотворение Киплинга «Если» стало бы последним словом о том, как нужно жить в 
этом мире, и эзотерическая философия ничему не смогла бы научить нас.


И если можешь сердце, нервы, жилы
Так завести, чтобы вперед нестись,
Когда с годами изменяют силы,
И только воля говорит: «Держись!»


И если будешь мерить расстоянье
Секундами, пускаясь в дальний бег, —
Земля — твое, мой мальчик, достоянье,

И более того, ты — Человек!
[3]



Проблема в том, что хотя иногда лучше всего бороться до конца и не сдаваться, 
бывают и другие случаи, когда — в чем убедился Орфей, заплатив за это самую 
высокую цену, — благоразумнее опустить руки и двигаться по течению. Бывает так, 
что когда вы хватаетесь за желаемое, то лишь отталкиваете его еще дальше от 
себя. Иногда единственный путь сохранить что-либо — отпустить его. Так говорит 
Лао-цзы:

Совершенномудрый ставит себя позади других людей, благодаря чему он оказывается 
впереди. Он пренебрегает своей жизнью, и тем самым его жизнь сохраняется. 
Поскольку он не гордится, его заслуги не могут быть отброшены. Поскольку он, 
как вода, не борется с вещами, он не совершает ошибок.

Через тридцать лет после смерти Пифагора огромная персидская армия под 
командованием Ксеркса обрушилась на Грецию. Потом в начале V века до н. э. 
персидские войска были разгромлены и оттеснены афинянами при Марафоне, а потом 
афино-спартанским союзом при Ми-кале.
Пифагор ввел в формальные рамки открытую дискуссию о принятии коллективных 
решений по вопросам, касающимся всего общества, — то, что мы сейчас называем 
политикой. Это, наряду с исторической победой над персами, обусловило 
уникальный характер греческого города-государства Афины.