причем они определенно возникли еще до Платона. Большинство этих рассказов — 
по крайней мере легенд, записанных клинописью жителями Месопотамии или же 
передаваемых из поколения в поколение у народов Америки, — не могло быть 
известно Платону. Он не мог даже догадываться об их существовании. Правда, в 
них не упоминается о войне афинян с атлантами и их подвигах на поле брани, нет 
в них описания строя и жизни на погибшем континенте, однако если изучить их 
внимательно, то можно отметить поразительное соответствие рассказу саисских 
жрецов. Даже название этого материка в рассказах американских индейцев по 
своему звучанию напоминает Atlantis.
Попытаемся же отобрать уцелевшие в развалинах кирпичики и постепенно 
воспроизвести события, происшедшие более одиннадцати тысячелетий назад. Сбор 
воедино фрагментов описаний, относящихся к разным эпохам и культурам и 
записанных на разных языках с помощью различной письменности, — дело очень 
рискованное и требующее огромной осторожности, пожалуй большей, чем при 
реконструкции вавилонских дворцов из остатков сохранившихся фундаментов и 
развалин. Ведь развалины и фундаменты были частью этого здания, а сооружение, 
которое мы намереваемся восстановить, состоит из кусочков, разбросанных по 
всему миру и перемешанных с отложениями других эпох. У нас нет никаких 
доказательств, что они составляют единое целое. И подобно тому как кажущееся 
сходство отдельных частей может быть лишь иллюзией, так и мелкие противоречия в 
мифах могут привести к легкомысленному исключению некоторых из них. Анализ 
легенд, мифов и записей напоминает судебное разбирательство на основании 
косвенных улик при отсутствии прямых доказательств. Ведь в вопросе об Атлантиде 
мы тоже имеем только улики. Доказательства коренным образом отличаются от 
косвенных улик. Их предъявление устраняет все сомнения и прекращает всякую 
дискуссию. Любая же улика требует толкований. Так возникает спор, в котором 
успех во многом зависит от умения той или иной стороны пользоваться аргументами.
 Субъективные толкования часто являются причиной судебных ошибок. Приговор в 
таких случаях зачастую основывается на вероятности вины, а не на полной ее 
доказанности. Эта вероятность возрастает по мере увеличения количества улик.
Из огромного числа рассказов, которые мы считаем уликами в пользу гибели 
Атлантиды, сопоставим вначале два удивительно соответствующих друг другу. 
Первый — это хорошо известные нам последние слова диалога «Критий», который 
обрывается в том месте, где должны быть объяснены причины катастрофы: «...Бог 
же богов Зевс... как существо, способное это различать... и решившись наказать 
его... собрал всех богов в самую почетную их обитель... собравши же их, сказал..
.»
И второй рассказ: «...И увидел Господь, что велико развращение человеков на 
земле... и раскаялся Господь, что создал человека на земле и восскорбел в 
сердце своем.
И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых я сотворил, от 
человека до скотов, и Гадов и птиц небесных истреблю, ибо я раскаялся, что 
создал их».
Второй отрывок — это 6-й и 7-й стихи VI главы Первой книги Моисея, «Книги 
Бытия», которыми начинается библейский рассказ о всемирном потопе. Этот отрывок 
как будто дает ответ на вопрос, возникающий у каждого из нас после чтения 
«Крития»: что же сказал бог богов Зевс?
О том, как было осуществлено предначертание Зевса, упоминается в последующих 
строках Библии.
Трудно отрицать, что приведенные цитаты из двух разных источников тесно связаны 
друг с другом; не вызывает никакого сомнения и то, что они относятся к описанию 
одного и того же события.
Знающих Ветхий Завет, возможно, удивит, что библейский Господь отождествляется 
здесь с греческим богом богов Зевсом, что не соответствует монотеистической 
религии иудеев. Поэтому необходимо пояснить, что предание о потопе значительно 
древнее, чем вера в одного бога у иудеев. В первоначальной форме этого предания,
 передаваемой из уст в уста, из поколения в поколение, несомненно, было названо 
имя одного из многих иудейских богов, соответствующего греческому Зевсу. 
Удаление этого имени и замена его именем Господа, или Бога, — это своего рода 
«редакционная правка», ставшая необходимой после введения монотеистической 
религии, причем уже тогда, когда иудеи имели свою письменность.
В той форме, которая известна в настоящее время, книги Моисея создавались через 
много лет после бегства иудеев из Египта. Если даже допустить, что автором этих 
книг был сам Моисей, против чего возражают некоторые богословы, относя их к 
VIII в. до н. э., то следовало бы считать, что они возникли в XIV в. до н. э. А 
до введения веры в единого бога религия иудеев не отличалась, по-видимому, от 
религии соседних народов. Известно, что среди иудеев был распространен культ 
богини Анат, которую чтили и другие народы Малой Азии и бассейна Евфрата, 
египтяне называли ее Нейт, а греки — Афиной, о чем уже говорилось в предыдущей, 
главе. Мы знаем также, что иудеи считали иногда Анат сестрой или даже женой 
Ягве. Не исключено, что иудейский бог Ягве домоисеевского периода и греческий 
Зевс — это одно и то же лицо. После реформы религии было запрещено упоминать 
имена других богов («Да не будут тебе бози аще меня»), и отсюда возникло 
изменение редакции в описании всемирного потопа.

Английский атлантолог Дж. Бирн, анализируя сходство приведенной цитаты из 
«Книги Бытия» и окончания «Крития»
[1]
, обращает внимание на то, что с точки зрения людей, которые чтят Библию, а тем 
самым и авторов известной нам редакции, трудно догадаться, к кому же обращался