и авиации военно-морских сил, можно было отложить 
полеты на установление рекордов высоты и скорости. Когда наконец самолет 
медленно ввезли на грузовике в ангар после томительно длительной перевозки по 
пустыне, настроение у всех членов бригады поднялось. Его поставили рядом с 
первым вариантом «Скайрокета» и здесь должны были готовить к важному полету. 
Очертания этого самолета очень напоминали контуры его собрата, но были более 
благородными. Воздухозаборники по бокам фюзеляжа отсутствовали, а там, где у 
первого «Скайрокета» было выхлопное сопло ТРД, фюзеляж имел плавные обводы и 
был гладко отполирован. При закрытом фонаре он становился строго обтекаемым, 
только хрупкое на вид стреловидное крыло и выступающий стабилизатор нарушали 
безукоризненность очертаний.
 Почти неуловимые изменения сделали машину какой-то незнакомой. Этот самолет 
совершал посадку с остановленным двигателем и поднимался на высоту, которой до 
сих пор не достигала ни одна другая машина. Да, он предназначался для рекордных 
скоростей и высот!
 Ожидалось, что самолет с ЖРД поможет решить важные задачи. Заслуга в этом 
будет принадлежать всем, кто так или иначе расчищал ему путь в небо. Это был 
самолет, который мог летать быстрее и выше, чем любая машина до сих пор. Все 
стремились как можно скорее поднять его в воздух и с энтузиазмом работали над 
решением проблем, связанных с этим сложным полетом.
 Первоочередной задачей было проникновение в глубь еще не исследованной области.
 Предстояло освоить работу ЖРД с увеличенным запасом топлива. Эта система еще 
не была проверена, и Ал Кардер, который недоверчиво относился к старому 
жидкостно-реактивному двигателю, не собирался идти на риск с новым, более 
сложным. До сих пор фирма не теряла самолетов во второй фазе испытаний 
«Скайрокета». Ал намеревался и дальше следовать по этому пути. Военно-воздушные 
силы насчитывали уже три взорвавшиеся машины Х-1. Эти машины соперничали со 
«Скайрокетом». Кардер твердо решил провести испытания, не потеряв ни одного 
самолета. В течение двух недель новая жидкостно-реактивная система проходила 
тщательные наземные испытания.
 Наконец был назначен день. Однажды утром, когда я приземлился после обычного 
полета на первом варианте «Скайрокета», Ал сообщил мне, что отцепление и запуск 
ЖРД в полете состоятся через две недели. Я со дня на день ждал этого сообщения, 
и все-таки оно показалось мне внезапным и вызвало давно знакомое беспокойство.
 Снова началась тренировка. Хлопотливые приготовления не давали мне думать о 
том утре, когда состоится этот полет. Я составил план защитных мероприятий. В 
основном это было делом тренировки. Один из уголков моего мозга все двадцать 
четыре часа в сутки был занят новой машиной.
 Я пытался предусмотреть все особые случаи и один выход из положения заменял 
другим, лучшим.
 Когда механики подвешивали «Скайрокет» под «Суперфортресс», находившийся на 
домкратах, я вместе с Янсеном повторял порядок действий в полете, отрабатывая 
отцепление. Для этого полета требовался высотный костюм, а я не надевал его со 
времени отъезда из Дейтона. Теперь я каждый день после полудня садился в кабину 
в полном снаряжении и дышал под избыточным давлением в затрудняющем движения 
тесном шлеме, который касался верха фонаря. В шлеме я едва мог поворачивать 
голову.
 Сначала отработка дыхания под давлением с одновременным координированием 
движений, которые мне придется делать в полете, шла медленно. Дыхание под 
избыточным давлением само по себе требовало большого внимания, пока оно не 
становилось почти автоматическим. Во время полета эта автоматичность необходима 
— ни на секунду нельзя отвлечься от быстрой смены движений, из которых 
складывается управление самолетом. В одно мгновение может решиться судьба 
полета. Я должен одновременно и говорить, и дышать под давлением, и выходить из 
непредвиденных положений, и управлять самолетом. Занимаясь утомительным 
процессом обратного дыхания, я заставлял себя говорить и одновременно включал и 
выключал в нужной последовательности различные тумблеры.
 Ежедневные полчаса в неудобном высотном снаряжении изматывали меня, раздражали 
нервы, особенно если мне не удавалось действовать достаточно быстро. Под 
палящим июльским солнцем только в прохладном бассейне базы я избавлялся от 
физического и нервного напряжения. Проплыв раз двадцать туда и обратно в 
хлорированной, ослепительно сверкающей на солнце воде, я ложился на горячую 
кромку бассейна и снова возвращался к мыслям о летном задании.


* * *

 Ну что ж, на этот раз я сам полез на рожон и, уж если разобьюсь, виноват буду 
сам. Эта заключительная серия полетов может привести меня в неисследованную 
область таким беспомощным, каким бывает человек, повисший на конце длинного и 
хрупкого сука. Она может привести меня туда, где в безоблачном, акварельной 
голубизны небе самолету грозит опасность рассыпаться на куски, а человеку — 
бесследно исчезнуть. Инженеры изучали эту область с помощью логарифмических 
линеек, и не мудрено, что они настроены оптимистически. Но их оптимизм не 
заражал меня — не мог же я обманывать самого себя. Мы должны были совершить 
прыжок на полчисла М и достигнуть скорости около тысячи шестисот километров в 
час. Я решился на эти полеты не без колебаний, но решал все-таки я сам. И как 
бы ни давил на мен