срывом их снабжения. Это чисто теоретически прорабатывалось Мамсуровым и 
Эйтингоном на встрече с Голиковым в здании Разведупра на Гоголевском бульваре.

Утром в субботу 21 июня Берия согласился с предложениями Эйтингона, которые я 
активно поддержал, о том, что мы должны располагать специальным боевым резервом 
в 1200 человек из состава пограничников и внутренних войск. У Эйтингона была 
идея создать четыре батальона диверсионного назначения. Три предполагалось 
развернуть на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. А четвертый оставить в 
резерве в Подмосковье.

В 90-е годы начались публикации всевозможных «документальных» материалов о 
разработке планов наступательной операции Красной Армии в начальный период 
войны. Должен сказать, однако, со всей ответственностью, что плана так 
называемой превентивной войны с Германией не существовало. Жуков и Василевский 
предлагали упредить немцев в стратегическом развертывании войск в случае начала 
Германией военных действий. Это известный рукописный документ, датированный 15 
мая 1941 года.

Сейчас упускают из виду, что эти соображения о встречном сражении Сталин и 
нарком обороны Тимошенко положили в основу директивы войскам днем 22 июня 1941 
года, когда была предпринята попытка встречным ударом остановить немцев и 
нанести им главный удар на Юго-Западном направлении. Жукову, по-моему, изменяет 
память, когда он пишет в своих мемуарах о том, что директива Ставки по 
проведению решительного контрнаступления была для него совершенно неожиданной. 
Ведь речь шла о проведении в жизнь тех мероприятий, которые он как начальник 
Генштаба и генерал-майор Василевский предлагали Сталину осуществить в случае 
начала войны более чем за месяц до нападения немцев.

Более того, майские соображения Жукова и Василевского фактически были первым 
нашим черновым вариантом плана военных действий в случае начала войны с 
Германией.

Сейчас очевидно, что этот документ был весьма не совершенен, более того, 
замысел наступательных операций мало чем отличался от планов наступательной 
кампании русской армии в Галиции и Юго-Восточной Польше, разработанных царским 
генштабом еще в 1913 году и частично с неудачами реализованных в 
августе-сентябре 1914 года.

В первый же день войны в нашей работе стало чувствоваться большое напряжение. 
Нас особенно тревожило развитие событий на границе. Сведения поступали самые 
противоречивые. Днем 22 июня Берия вызвал меня, Масленникова, командующего 
пограничными войсками, и предложил, чтобы Эйтингон срочно вылетел в Минск. А 
потом, подумав, сказал, что, пожалуй, имеет смысл вылететь в Проскуров, где 
будут разворачиваться события на юго-западном направлении, и решить, что можно 
сделать по линии диверсионной службы для всемерной поддержки Красной Армии.

Однако Эйтингон никуда не уехал. Вызванный к Берии, он вместе со мной спорил, 
доказывая, что есть смысл выехать на место только для того, чтобы разобраться в 
обстановке. Потому что реально нами не были подготовлены ни силы, ни средства 
для развертывания диверсионных подразделений и партизанской войны. Надо было 
сначала получить информацию о том, что там происходит. Нехотя Берия согласился.

К сожалению, наши военные историки, уделив существенное место попытке 
контрнаступления Красной Армии 22-23 июня 1941 года, не увязывают ее с 
предложениями Жукова и Василевского от 15 мая 1941 года. А родились они, мне 
кажется, из трактовки выступления Сталина 5 мая 1941 года перед выпускниками 
военных академий.

Как известно, усилия Красной Армии остановить контрударами наступление немцев 
ни к чему не привели. Наши части понесли колоссальные потери. Практически мы 
оказались без авиации и танков. Противник завоевал господство в воздухе.

Командование Западного фронта не располагало информацией о реальном развитии 
событий. Наши танковые соединения, сосредоточенные на Белостокском выступе, 
вели неравные бои в окружении, не имели горючего, и судьба их была предрешена. 
Правда, танкисты, погибая в этом сражении, нанесли большой урон немцам.

Если мы проследим, как разворачивалась работа центрального аппарата органов 
госбезопасности в первые дни войны, то увидим, что 27 июня был отдан приказ 
НКВД о формировании войск Особой группы при наркоме внутренних дел для 
выполнения специальных заданий в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. В 
формировании войск и оперсостава этой группы мы опирались на кадры внутренних 
войск и соответствующих оперативных подразделений НКВД. Первоначально наряду с 
Эйтингоном мне без официального приказа в качестве заместителя был придан Ш. 
Церетелли, занимавшийся отбором добровольцев-спортсменов на стадионе «Динамо». 
Он был организатором успешно закончившейся борьбы с бандитизмом на Кавказе в 
20-е годы. В июле 1941 года в связи с угрозой войны в Закавказье, был назначен 
начальником пограничных войск Закавказского округа.

При наборе людей мы пошли по пути, подсказанному опытом финской войны —