обе группы расположились в кукурузе за железнодорожным поселком. У вырвавшихся 
на свободу не было ни документов, ни уменья, да и всего один автомат на всех. 

Эшелон сгорел дотла, и никто не догадался об истинных виновниках пожара. Никто 
не поинтересовался "погибшими" узницами. День прошел благополучно. Наступил 
вечер. Решили дальше идти раздельно двумя группами. Трогательно распрощались и 
разошлись. У девушек не было продуктов питания, но на полях ничего не могли 
найти, початки были уже убраны. И вот, когда подошли к первому небольшому 
населенному пункту, решили достать там продовольствия, но залаяла собака, и 
девушки отошли. Шли всю ночь, обходя все жилое, а к утру, измученные, оказались 
в чистом поле и спрятались на день опять в кукурузе. Там их нашел крестьянин и, 
узнав в чем дело, показал им неубранную полосу кукурузы. Утолив голод и сделав 
небольшой запас, прилегли отдохнуть. Но начался дождь, скоро они насквозь 
промокли, а высушить одежду было негде. И вот беглянки поддались соблазну, с 
наступлением темноты пойти в поселок и зайти высушить одежду, о чем и 
договорились со своим благодетелем. Как стемнело, тот пришел к девушкам и повел 
их к себе в дом. Там двенадцать промокших обсушились и выспались, но слишком 
долго задержались и остались на день. Хозяин спрятал девушек в сарае, где они 
благополучно просидели целый день, показавшийся им невероятно длинным. Наступил 
второй вечер, и девушки покинули радушных хозяев. 

Глава 6. Гестаповцы всполошились 

Ведя наблюдение, Добряков обнаружил, что дом охраняется часовым, изредка 
проходившим и мимо щели, из которой он наблюдал. 

"Интересно, кого это охраняют? Уж не меня ли? Меня, наверно, ищут", ( думал он 
и не без основания. 

Около полудня один из взводов гитлеровцев, участвовавших в поиске пилотов, 
оцепил сад, в котором стоял полуразрушенный двухэтажный дом, где скрывался 
Добряков. 

Гитлеровцы скрыто расположились за оградой, а к дому направили трех полицаев, 
соответствующим образом об мун дированных. Совершенно случайно они с 
противоположной стороны подошли к щели, из которой вел наблюдение Добряков. 

Стоя у почти заваленного окна, Добряков всматривался и прислушивался к шороху 
шагов приближающихся людей и вдруг почти над самым окном услыхал полушепотом 
русскую речь: 

- Стой, видишь, часовой ходит! 

А потом громко: Кто тут? Выходи! Свои пришли! 

Добряков обомлел от неожиданности, но ему показалось, что это только 
послышалось. Он уловил и подозрительный акцент. По-русски говорил явно не 
русский и не украинец. 

Сказалась годами выработанная бдительность, и хотя он все время ждал своих, но 
преодолел желание отозваться. И сидел не шелохнувшись. Сердце билось сильно, но 
не от радости, а от близкой опасности. Но пришедшие прошли мимо щели. Добрякову 
были видны сапоги, шинели, но не было видно лиц. И он опять услышал русскую 
речь с неприятным акцентом. 

- Может быть, тут кого завалило? 

- Эй, ты, черноокий, что ты там без толку ходишь? Иди, проверь подвалы, ( опять 
скомандовал неизвестный. 

Добрякова прошиб холодный пот. Мысли так и роились. 

"Неужели конец?" - подумал он. 

Добряков слышал от партизан, что у гитлеровцев в тылу орудуют банды предателей. 


"Неужели и здесь предатели? Гады!-- подумал он. -- А я чуть не откликнулся". 

Вскоре он услышал команду на немецком языке и голос того, кого один из 
предателей назвал поручиком. 

- Здесь свои, и нам делать нечего. Кругом - марш! 

Добрякову хотелось бросить в предателей гранату, но он удержался, отошел от 
щели и усталый присел в угол за бочками. 

Из заваленного окна в подвал пробивался слабый свет. Опять послышалась немецкая 
команда, затем шаги. Добряков замер, сидя на полу. Когда все утихло, он встал и 
подошел к окну. В саду никого не было видно. Механик почувствовал усталость и