|
так близок, что генерал отмахнулся рукой. Даже на лету у сыча виднелись горящие
глаза. Старая башня, наверно, была его гнездовьем, и сыч хотел сесть, но, видя,
что его место занято кем-то другим, полетел низко над землей, издавая рыдающий
крик.
Гудериан взглянул на часы; звука механизма не услышал, казалось, они
остановились, и стрелки показывали ровно 3 часа 30 минут.
Из края в край плеснулись волны огня, гул орудий надломил округу. В небе плыли
косяки тяжелых самолетов.
- Поздравляю, генерал. Началось! - стараясь перекричать шум, торжественно
провозгласил фон Крамер.
- Да, наше время. Конец России! - ответил генерал-полковник Гудериан и
торопливо сбежал с наблюдательной вышки, чтобы успеть переправиться с армией
вторжения.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Ночь на 22 июня Тимошенко провел у себя в кабинете, размещенном на Арбатской
площади, в огромном доме с приплюснутыми и неуклюжими строениями во дворе.
Нарком задерживался на службе часто допоздна, но чтобы вот так, ночь напролет,
сидеть, не смыкая глаз, в ожидании тревожной неизвестности, случилось впервые.
В грозящей беде - Тимошенко верил и не верил, что война может вот-вот грянуть,
- он смутно предчувствовал и свою личную беду. Порывался сам звонить в
приграничные округа, но всякий раз, беря трубку, ловил себя на мысли, что
справляться, спокойно ли там, на границе, или затевать какие-либо разговоры с
командующими неуместно. Он знал, что предупреждающая телеграмма, написанная
почти под диктовку Сталина, очень расплывчатая, неопределенная, к тому же
посланная слишком поздно - вчера вечером, - была виной не одного Сталина, а и
его личной виной.
"Хватились когда предупреждать!" - поморщился он.
Желая чем-то заняться, Семен Константинович начал рыться в огромном сейфе,
отыскал в куче бумаг тощую папку с надписью: "Соображения..." Воспрянул духом,
когда начал читать. Многое, многое из того, что говорилось в "Соображениях",
сбывалось. Он, нарком, предвидел развитие событий, будто жил в этом будущем,
которое стало теперь почти явью.
Ведь это же тогда, в сороковом году, Тимошенко указывал в "Соображениях", что
сложившаяся политическая обстановка создает возможность вооруженного
столкновения на наших границах. Нарком предостерегал, что Советскому Союзу
необходимо быть готовым к борьбе на два фронта: на западе - против Германии,
поддержанной Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией, и на востоке - против
Японии, как открытого противника или противника, занимающего позицию
вооруженного нейтралитета, всегда могущего перейти в открытое столкновение.
Предполагалось, что Германия свои главные силы, вероятнее всего, развернет к
северу от устья реки Сан, с тем чтобы из Восточной Пруссии через Литовскую ССР
нанести и развивать главный удар в направлении на Ригу, Каунас, затем на Двинск
- Полоцк или на Каунас - Вильнюс и далее на Минск. Удар на Ригу будет поддержан
высадкой морских десантов в районе Либавы и захватом островов Даго и Эзель с
целью развития наступления на Ленинград. Вспомогательные удары будут нанесены
из района Ломжи и Бреста на Барановичи, Минск.
Нарком предвидел в своих "Соображениях" и другое направление главного удара. Он
отмечал, что не исключена возможность того, что немцы с целью захвата Украины
сосредоточат свои главные силы на юге, в районе Седлец, Люблин, для нанесения
главного удара на Киев. В этом случае вспомогательный удар будет наноситься из
Восточной Пруссии...
Кто-то без стука вошел в кабинет. Семен Константинович, не поднимая головы,
продолжал читать:
"Основным наиболее политически выгодным для Германии, а следовательно, наиболее
вероятным является первый вариант ее действий, то есть с развертыванием главных
сил немецкой армии к северу от устья реки Сан..."
- Чем так увлечен? На фантастику потянуло накануне событий? - услышал нарком
голос и вскинул глаза: к столу подошел начальник генштаба Жуков.
Нарком поморщился. То, что его "Соображения" именно в этот момент были названы
фантастикой, не понравилось ему.
- Поражаюсь, как это я... мы... в свое время дали стратегическую разработку
будущего театра войны, многое предвидели и...
|
|