...Строптивый февраль, пошумев метелями, внезапно, за какие-нибудь сутки, 
растопил снега, расквасил дороги. Сырой, пронизывающий ветер свистел в ветвях 
оголенных деревьев, гудел в проводах. Наша машина с надрывным стоном 
карабкалась на осклизлые пригорки, перемешивала колесами топкую грязь в низинах 
и, выбравшись наконец на большак, бойко запрыгала по булыжной мостовой. 

Генерал Н. Ф. Ватутин и я возвращались из района боев в штаб фронта. Различив в 
синих сумерках плотную коренастую фигуру командующего, часовой встрепенулся, 
взял автомат "на караул". Николай Федоровичу усилием открыл набухшую дверь хаты 
и сказал мне: 

- Заходи, Константин Васильевич, посидим... Снимая бекешу, он добавил: 

- Надо прикинуть, что дальше будем делать. Заглянуть вперед... 

Время уже перевалило за полночь, а я, забыв про сон и усталость, продолжал 
слушать рассказ командующего о рождавшемся оперативном замысле. Николай 
Федорович говорил, что выход войск 13-й и 60-й армий на рубеж Луцк, Млинов, 
Изяслав открывает большие перспективы. Я глядел то на карту, то на вдохновенное 
лицо Ватутина, обычно сдержанного в своих чувствах, и мысленно представлял себе 
советские войска, приближающиеся к Государственной границе СССР. 

Н. Ф. Ватутин всегда работал с подъемом и творческим напряжением. Это был 
необыкновенный трудолюбец. Даже когда все дела, казалось, уже переделаны, все 
донесения и сводки прочитаны, все приказы и распоряжения подписаны, все люди, 
пришедшие на прием, выслушаны, - он и тогда находил себе дело. 

А вот для досуга выкроить время не мог. Этого мало отдыхавшего человека я 
как-то затащил на концерт Украинского ансамбля песни и пляски, прошедшего с 
нашим фронтом большой боевой путь. 

Девушки, одетые в яркие, красочные национальные костюмы, весело, задорно запели 
украинскую народную песню "Ой ходила дивчина бережком". И в такт песне, легко и 
плавно, словно не касаясь земли, танцевала артистка Вишневая, которую на фронте 
любовно называли Вишенкой. 

На смену украинской песне пришла русская. Тихо и грустно наигрывал баянист. 
Негромко слышались голоса: 

В чистом поле, поле под ракитой, 

Где клубится в заревах туман, 

Там лежит, эх, там лежит убитый, 

Там схоронен красный партизан. 

Песня произвела на Николая Федоровича большое впечатление. Концертом 
командующий остался доволен. Он похвалил артистов. А когда выходили из 
сельского клуба, неожиданно сказал: 

- Зайдем ко мне, Константин Васильевич. Одна заманчивая мысль не дает покоя... 

Я догадывался, что речь пойдет о предстоящей наступательной операции на 
проскуровско-черновицком направлении, которая готовилась в соответствии с 
директивой Ставки от 18 февраля 1944 года. 

Обладая широким оперативно-стратегическим кругозором, Николай Федорович Ватутин 
никогда не пренебрегал опытом и знаниями других. С планами и замыслами он 
непременно знакомил всех членов Военного совета, просил обдумать проект и 
высказать свою точку зрения. Мы, члены Военного совета и другие работники 
фронта, часто собирались в кабинете командующего и по-товарищески, вполне 
откровенно беседовали о ходе боевых действий и новых планах. Временами горячо 
спорили. В деловых, принципиальных спорах проверялась и оттачивалась мысль, 
рождалась истина, вырабатывалось правильное решение. 

А когда решение обретало форму директивы или приказа, командующий войсками 
фронта становился тверд и непреклонен. Всю энергию и волю, все свои усилия он 
направлял на то, чтобы вырвать у врага победу. 

Вместе с тем Н. Ф. Ватутин был простым и душевным человеком. Никогда не 
выпячивал себя, не любил, как он говорил, яканья, не бахвалился своими ратными 
делами. 

Оперативные замыслы генерала Н. Ф. Ватутина, как и любого советского 
военачальника, разрабатывались на основе марксистско-ленинской теории о войне и 
армии. При этом учитывались, разумеется, специфика и особенности операции. 
Несмотря на трудности фронтовой жизни и огромную занятость, Николай Федорович 
неоднократно обращался к трудам Маркса, Энгельса, Ленина, а также к 
произведениям видных советских военных теоретиков. Как-то зашел я к нему поздно