городе светло, как днем, никакая светомаскировка не нужна. И если раньше 
одесситы страдали от бомб, то теперь фашисты с близкого расстояния методически 
разрушают дома из орудий.

Я внимательно слушал генерала. Его осунувшееся лицо подергивалось чаще, чем 
обычно. Если даже генерал Петров, который, по-моему, мог 24 часа в сутки не 
спать и быть свежим, так выглядел – дела наши тут не блестящи.

– И пополнения почти нет, – поморщился генерал. – Все, кто мог держать оружие, 
ушли из города на фронт. А морем с Большой земли кораблям очень трудно 
прорваться… – Иван Ефимович на мгновение задумался. – Новая дивизия появилась. 
В деле она еще, правда, не была, но авиаторы засекли ее в районе Беляевки. 
Пленные говорят: два полка 1-й румынской кавдивизии.

На следующий день я, конечно, сообщил своим товарищам эту новость. Кавалеристы 
приводили в порядок свои клинки – чистили, точили. Ох, как хотелось нам 
встретиться в открытом бою с румынской конницей!..»


Затем несколько дней шли тяжелые бои, доходившие до рукопашных схваток. Пришел 
день, когда конники показали себя и в конном строю. Продолжим рассказ Блинова:



«Мы отбили у фашистов потерянные 800 метров. Не успели отдышаться – зовет к 
телефону генерал Петров:

– Ну как?

– Все в порядке, товарищ генерал! Положение восстановлено.

– А Ленинталь?

Хутор Ленинталь нас измучил. Он клинком врезался в наши позиции. Что мы только 
не делали, чтобы забрать его обратно. Но силенок не хватало. А начальство все 
время нажимало. И сейчас генерал Петров вспомнил об этом клине – и, может быть, 
сам того не желая, уколол меня своим напоминанием. А нам не до жиру, как 
говорится, быть бы живу. Хорошо хоть эти 800 метров вернули. Людей в полку все 
меньше и меньше. Но я не докладываю генералу о положении – бесполезно. Ведь он 
сам все хорошо знает.

И все-таки генерал требует взять Ленинталь – слишком опасные позиции здесь у 
фашистов.

Чуть помолчав, Петров говорит:

– Хорошо, сам приеду.

Назавтра к скирде соломы, возле которой был мой КП, подъехал «пикап». Из машины 
вылез Иван Ефимович. Вид у него был очень утомленный. Отрывисто и коротко он 
сказал:

– Принимай пополнение. Последние остатки наскребли.

Подозвав старшину Ячунского, генерал что-то написал на листке из блокнота и, 
отдавая ему, сказал:

– Люди в-о-о-он в той посадке!

Через час я уже распределял бойцов по эскадронам. Правда, многие признались, 
что даже не держали в руках винтовку. Но были и кадровые солдаты, такие, кто 
уже нюхал порох.

Перед отъездом генерал отозвал меня в сторону. Помолчав, он сказал негромко:

– Очень трудно. Понимаю все. – И добавил: – Но отступать нельзя. Верховный 
Главнокомандующий просит держаться.

Петров показал мне телеграмму за подписью Сталина: «Ставка просит!» Меня до 
глубины души тронули эти слова. Иван Ефимович понимал мое состояние. Без лишних 
слов сказал:

– Доведите содержание этой телеграммы до каждого бойца!

…Петров приехал к ночи 18 сентября. Из «пикапа» не вылез, позвал меня в машину.

– Вот и твоим клинкам работа нашлась. Дождался, кавалерист! Румыны кавалерию 
пустили.

– Знаю, Иван Ефимович.