отсталости в русском рабочем движении”.

В 1916 году шла война, и выступления Троцкого, как пораженца, являлись 
криминальными, поэтому его высылают из Франции — союзника России. “Хозяева” 
решили воспользоваться этим и показали своего “избранника” американским 
коллегам. Троцкий и там понравился, он начинает издавать газету “Новый мир”. На 
чьи деньги? Разумеется, на деньги своих соплеменников-банкиров.

Кстати, в Нью-Йорке оказался тогда и стал сотрудничать с Троцким еще один 
антиленинец — Бухарин. В Америке Троцкий и Бухарин работали до Февральской 
революции, свершившейся в России, после чего “Они” сразу же дали команду 
Троцкому немедленно направляться в Россию и брать руководство революцией в свои 
руки с целью реализации сионистских замыслов.

На пути произошел казус — Троцкого арестовали в Канаде. Немедленно “Они” 
предприняли меры, и Троцкий был освобожден по личной просьбе премьер-министра 
Временного правительства Керенского. Это убедительно показывает, что хозяевами 
последнего и первого были одни и те же люди.

В Петербурге Троцкий начинает создавать свою партию из прибывших с ним 
“эмигрантов” и различных левацких групп. Но вскоре, убедившись, что 
революционная ситуация под контролем большевиков, Лев Давидович забывает о 
своих многолетних разногласиях с Лениным и подает заявление о вступлении в 
РКП(б).

Ленин стремился объединить в единый фронт все партии и политические группы в 
борьбе за создание Советского правительства. Троцкого поддержали многочисленные 
единомышленники по взглядам (и по крови!), его не только приняли в партию, но 
даже ввели в ЦК!

Очень любопытно, предельно откровенно по этому поводу показание Раковского: 
“Троцкий имеет возможность “неприметным образом” оккупировать весь 
государственный аппарат. Что за странная слепота! Вот это-то и есть реальность 
в столь воспеваемой Октябрьской революции. Большевики взяли то, что “Они” им 
вручили”.

Ну а дальше энергичный, красноречивый, нахрапистый, самолюбивый, не 
останавливающийся ни перед чем Троцкий начал делать головокружительную карьеру 
(опять-таки при поддержке своих единокровных братьев — об этом нельзя забывать).
 Он быстро стал председателем Реввоенсовета, по сути верховным 
главнокомандующим всеми вооруженными силами республики. Не будем разбирать 
боевые действия фронтов в годы гражданской войны, были у Троцкого и победы и 
поражения. В целом молодая Советская республика выстояла, отбилась от 
многочисленных внешних и внутренних врагов, и в этом, несомненно, была заслуга 
и Льва Давидовича Троцкого.

Он был блестящий оратор, очевидцы свидетельствуют, что Троцкий своим сочным 
громким голосом, с великолепной дикцией, зажигательным темпераментом и 
неотразимой революционной логикой, буквально завораживал, гипнотизировал 
слушателей. И даже те, кто несколько минут назад были настроены против него, 
перевоплощались под влиянием его речи и готовы были идти за ним в огонь и воду.

“Свои” боготворили его, да и как не боготворить, когда он в порыве 
откровенности, в митинговом запале, выкрикивал такие слова в адрес царской 
России:

“Если мы выиграем революцию, раздавим Россию, то на погребальных обломках ее 
укрепим власть и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени.
 Мы покажем, что такое настоящая власть. Путем террора, кровавых бань мы 
доведем до животного состояния... А пока наши юноши в кожаных куртках — сыновья 
часовых дел мастеров из Одессы и Орши, Гомеля и Винницы, — о, как великолепно, 
как восхитительно умеют они ненавидеть! С каким наслаждением они физически 
уничтожают русскую интеллигенцию — офицеров, инженеров, учителей, священников, 
генералов, агрономов, академиков, писателей!”

Не Якобсона ли имел в виду Троцкий, когда любовался, как лихо расстреливают 
офицеров “сынки часовых дел мастеров”? Именно Якобсон ни за что расстрелял 
бывшего блестящего офицера, гениального русского поэта Николая Гумилева. 
Якобсон приговорил Гумилева к смерти лично, являясь даже не судьей, а 
следователем. Он не установил за четыре коротких допроса никакой вины Гумилева, 
но написал: “Заключение: ...Считаю необходимым применить по отношению к гр. 
Гумилеву Николаю Станиславовичу (очень спешил Якобсон, даже отчество спутал: 
вместо Степановича сделал Станиславовичем. — В. К. ),как явному врагу народа и 
рабоче-крестьянской революции, высшую меру наказания — расстрел”.

И Гумилев был расстрелян.

Здесь я напомню традицию, которая сложилась во многих странах: после завершения 
эпохи царствования или ухода с политической арены крупной исторической личности 
через некоторое время начинают издаваться различные мемуары, воспоминания и