|
фотографий в гражданской одежде, 6 собственноручно написанных автобиографий и
разрешение Военного Совета флота на выезд. Это, разумеется, помимо того, чтобы
собрать и проверить спецснаряжение. Но меньше чем за сутки все успел, а Военный
Совет командующий флотом ради меня одного созвал в 9.00 в воскресенье.
Под воду в Никарагуа спускаться не пришлось. Группа наших экспертов занималась
чисто аналитической работой. От нас ждали рекомендаций: возможно ли судоходство
в этом районе? Подрывы на минах вызвали большой резонанс в мире, союзник СССР
фактически оказался в блокаде.
Довольно быстро мы установили, что мины были кустарного производства и
ставились местными оппозиционерами с плоскодонных лодок. Никарагуанским военным
мы дали рекомендации, как бороться с постановкой мин и как переоборудовать
простые портовые буксиры в тральщики. После нашего отъезда подрывов судов
больше не было.
Этой же командой мы потом еще дважды летали за границу: были подрывы наших
судов на минах в Персидском заливе и в Красном море. Там пришлось спускаться
под воду, но все-таки было больше аналитической работы на берегу.
Последняя загранкомандировка была у меня в 1986 году. В ночь с 5 на 6 июня под
водой были заминированы и подорваны в ангольском порту Намиб кубинский
транспорт «Гавана» и два наших судна: «Капитан Вислобоков» и «Капитан Чирков».
ТАСС, ссылаясь на ангольские источники, заявил, что это дело рук
южноафриканских диверсантов-подводников. Правительство ЮАР сразу выступило с
резким протестом. Разгорелся крупный международный скандал. На наших судах по
одной мине не взорвалось, надо было их обезвредить и установить, какой
«супостат» их изготовил.
В штабе флота меня спросили: сколько времени необходимо на сбор группы? У нас
готовность — 20 минут. Но здесь было особое задание, я попросил четыре часа.
Построил матросов: добровольцы есть? Шагнули вперед все. Взял двоих, недавно
вернувшихся с боевой службы в Эфиопии. У них и с акклиматизацией проблем не
предвиделось, и акул они не только на картинках видели. Назначил в группу еще
двух мичманов и офицера. Точно через четыре часа мы летели в Москву.
В столице долго не задержались. Инструктаж у начальника Главного штаба ВМФ был
короток: «Береги людей». Спешка, помню, была страшная. Нас без прививок не
пускали в Африку медики, так при мне в Главный штаб ВМФ позвонил Николай
Иванович Рыжков: «Что вы там тянете? Я уже с 17 государствами договорился о
пролете спецрейса, а вы одну женщину-врача уговорить не можете!».
Через 20 часов мы были уже на месте. Ранним утром на следующий день ушли под
воду.
Я осмотрел невзорвавшиеся мины, приказал своим ребятам собрать на грунте все
осколки от взорвавшихся. Несколько дней они дно обшаривали, а я на берегу
железочки складывал. Штуковины оказались интересными: такого типа мин никто в
мире еще не применял.
К Намибу тем временем подошли боевые корабли нашего Северного флота. Жить стало
легче и веселее. Мы набрали у северян ручных гранат и перед каждым спуском под
воду глушили «вероятного противника» почем зря. Но диверсанты кверху брюхом не
всплывали, хотя под водой они нам, чего греха таить, мерещились.
Лично мне и в этой командировке больше пришлось работать на берегу — головой.
Определил, что мины неизвестные боевые пловцы установили на неизвлекаемость.
Также разобрался, почему две из них не взорвались. Диверсанты не сделали
поправку на ангольскую зиму. Относительную, конечно, по нашим понятиям. В
механизмах мин загустела смазка, и электронные взрыватели не сработали.
Учитывая это, я разработал план обезвреживания.
Проще всего, конечно, было взорвать мины на местах их установки. Но было жалко
суда: нашенские же, не «дядины». Все рассчитав, мы нейтрализовали одну из мин
маленьким контрвзрывом. Она оторвалась от корпуса и взорвалась на грунте.
А вторую надо было снять целой и невредимой во что бы то ни стало. Интересы
государства требовали установления авторства и национальной принадлежности ее
конструкторов.
Шансов на успех — один из сотни. Но выбирать было не из чего. На 36-е сутки я
дождался: шток устройства неизвлекаемости оброс водорослями. Еще раз все
просчитал и рискнул. Мину обвязали капроновым тросиком, легонечко дернули.
Повезло, она не взорвалась. Матросы отбуксировали ее на берег, на пустынный
пляж. Там я ее и разобрал до последнего винтика.
Для «интересов государства» мина значения не имела. Конструкция была
оригинальной, человек, ее придумавший, был безусловно талантлив в своем деле. А
детали были японскими, английскими, голландскими. Обыкновенные резисторы, диоды,
микросхемы: хоть в мину их устанавливай, хоть в утюг. Короче говоря, чья
сборка, мы так и не установили. Доложили «наверх» только одно: маркировка мины
«ДД», а порядковый номер — 13. Штучный, в общем, товар.
В 1986 году начались «новые времена». За границу я больше не ездил. Ушел в
запас…
Все наши военные реформы последних лет можно сравнить с толчением воды в ступе.
Кто пойдет служить сейчас — на пустой кошелек, в безнадежную очередь вечно
бесквартирных.
…И все-таки мы, русские — удивительный народ. Из отрядов боевых пловцов мамы
сыновей не забирают. И сами мальчишки по домам не разбегаются. Уходят и уходят
под воду. Главное теперь, чтобы им кислород не перекрыли полностью.»
6
Кроме подразделений борьбы с ПДСС, у Империи были подводные пловцы-диверсанты,
спецназ ВМФ СССР. Их задачей была и еще остается разведка на приморских
направлениях в интересах флота, уничтожение мобильных пусковых установок и
|
|