Уяснив задачу и оценив обстановку, я выработал решение и собрал командиров 
взводов, чтобы довести до них боевые задачи. Сразу предупредил, что действовать 
будет нелегко. Степь и сопки, отсутствие ориентиров, темная и очень холодная 
ночь, резкий ветер - все это обернется против нас. Но мы обязаны все преодолеть 
и оправдать доверие командования. 

Предстояло всесторонне подготовить роту к предстоящим действиям, довести до 
сознания каждого бойца их ответственность. 

Ночью мы сделали последние приготовления. Я, конечно, не спал, но не только от 
волнения, которое было вполне естественным перед первым боем, - даже о коротком 
отдыхе подумать было нельзя. 

Разумеется, в эту ночь не сомкнули глаз и политрук Бабушкин, и командиры 
взводов. Задолго до рассвета я заслушал доклады командиров подразделений о 
полной готовности к действиям и направил связного к командиру полка. Тот 
прислал короткий ответ: Действуйте. Верю в вас! 

В полной темноте, соблюдая тишину, мы двинулись в путь. На рассвете, когда 
сопки еще окутывал густой туман, рота подошла к разъезду. 

Я прислушался. Стояла мертвая тишина. Выслал вперед двух дозорных, приказал 
разведать противника. Через несколько минут красноармейцы вернулись. Старший 
доложил о том, что дорога охраняется часовыми. Подразделение охраны спит в 
казарме. 

- Снять часовых, - распорядился я. - Командиры взводов - ко мне! Задача... 

Замысел был прост. Едва разведчики сняли часовых, мы плотным кольцом окружили 
казарму. Враг, застигнутый врасплох, почти не оказал сопротивления. Мы быстро 
обезоружили его. 

Теперь предстояло как можно скорее разобрать полотно железной дороги, разрушить 
связь. Мы захватили с собой кое-какой шанцевый инструмент, но его оказалось 
мало. Что делать? 

Я приказал поискать в казарме ломы, кирки, топоры, пилы. 

И вдруг разведчики доложили о приближении поезда. В предрассветной дымке 
возникли огоньки сигнальных фонарей. Мимо нас промчался маньчжурский экспресс. 

- Досадно, - воскликнул я, - не сумели его остановить... 

- Не горюйте, командир, - успокоил политрук. - Мы сделали все, что в наших 
силах. А поезд этот не уйдет. 

И действительно, он далеко не ушел, на подступах к Хайлару был задержан нашими 
кавалерийскими частями. 

Упущенный поезд словно подхлестнул всех. Заскрежетали ломы, завизжали пилы, 
которые, к нашему счастью, мы нашли в казарме. Один за другим падали 
телеграфные столбы, полетели под откос рельсы, шпалы. За каких-нибудь полчаса 
путь был разобран, связь нарушена. 

Медленно занимался рассвет. На горизонте стала вырисовываться гряда гор. Там 
находились китайские укрепления. 

И вдруг горы словно ожили. Эхом прокатился по ним грохот выстрелов. Над нами 
засвистели пули. 

Неужели обнаружили? - подумал я. - Надо закрепляться. Наверняка предпримут 
контратаку. 

Рота стала окапываться, но противник так и не успел атаковать. Со стороны 
границы до нас донесся гул канонады. Началась артиллерийская подготовка. С 
минуты на минуту должны были ринуться на врага главные силы. 

Теперь нам предстояло развернуть фронт обороны роты, чтобы встретить внезапным 
огнем отходящего врага. Атаки мы отбили. Рота прочно удерживала разъезд в своих 
руках. 

Неожиданно в наших боевых порядках появилась легковая машина. Из нее вышел 
рослый мужчина в полушубке нараспашку. На гимнастерке сверкали ордена Красного 
Знамени. Поражало его удивительное хладнокровие. Посвистывали пули, рвались 
снаряды, а он словно не замечал опасности. 

Это был комкор Степан Сергеевич Вострецов, возглавлявший Забайкальскую группу 
войск Особой Дальневосточной армии. 

Я подбежал к нему, намереваясь доложить о наших действиях. Но он опередил меня