Нюрнбергском процессе отчасти прояснились события последних дней третьего рейха.
 Но Гитлер, Геббельс и Гиммлер еще до начала суда были мертвы, а Геринг давал 
уклончивые показания, а затем покончил жизнь самоубийством. Вполне возможно, 
что тайну последних дней жизни верхушки третьего рейха они унесли с собой в 
могилу. 

Есть завещание Гитлера, в котором он перед смертью исключил из партии Геринга и 
Гиммлера... 

Есть такое завещание. Я первый получил этот документ из рук начальника штаба 
сухопутных войск генерала Кребса, держал в руках последнее письмо за подписью 
Геббельса и Бормана. Но я, получив устные и письменные сообщения о смерти 
Гитлера, не верил в его смерть, пока наши воины не увидели его обгоревшего 
трупа во дворе имперской канцелярии. По словам Кребса и по письму Геббельса и 
Бормана, Гитлер покончил с собой 30 апреля, тут же был завернут в ковер, облит 
бензином и сожжен. Об этом также пишет шофер и адъютант Гитлера подполковник 
Кемпка в своей книге "Я сжег Адольфа Гитлера". 

Не могут считаться достоверными показания Э. Кемпка о гибели Бормана под 
гусеницами танка, когда группа фашистов пыталась прорваться на запад. После 
войны в различных печатных изданиях не раз появлялись сообщения, что Борман 
уцелел, что он сделал пластическую операцию и скрывается где-то в Южной Америке.
.. Генерал Гелен, до недавнего времени руководивший разведкой ФРГ, а в годы 
войны гитлеровской армейской разведкой на Восточном фронте, придерживается 
версии, что Борман остался жив... 

  

Штурм 

25 апреля 1945 года начался штурм столицы третьего рейха. 

Еще до начала нашего штурма Берлин был разрушен американской и английской 
авиацией. 

К концу апреля гарнизон Берлина был охвачен стальным кольцом наших войск. Мы 
понимали, что там, в центре Берлина, зарылись в каменные руины не просто 
солдаты, что там сосредоточились фашистские маньяки, преступники, которые 
обагрили свои руки невинной кровью. Им было безразлично, где умирать, в Берлине 
под пулями русских войск или со скамьи подсудимых идти на смертную казнь. 
Фанатиков, связавших насмерть свою жизнь с фашистским режимом, было тогда в 
Германии еще достаточно. Железнодорожные вокзалы, каменные дома, 113 станций 
метро, десятки железобетонных оборонительных сооружений были насыщены оружием 
всех систем. 

В ночь перед штурмом я побывал на огневых позициях артиллеристов. Они 
готовились к открытию огня по Берлину, и мне хотелось посмотреть результаты 
пристрелки и просто оставить в своей памяти первый выстрел последнего нашего 
удара по третьему рейху. На батарею тяжелых орудий меня провел командующий 
артиллерией армии генерал-лейтенант Пожарский. 

Низко плыли черные лохматые тучи. Шел небольшой дождь. Земля, казалось, дремала,
 изредка вздрагивая от далеких взрывов. 

Батарея расположилась на лужайке возле леса. Артиллеристы развернули свои 
тяжелые пушки и ожидали команды. Стволы орудий наведены на Берлин. Батарейцы 
стояли под дождем у лафетов пушек и всматривались вперед, словно сквозь пелену 
дождя можно было разглядеть тех, кто зажег пожар этой войны. На груди у 
батарейцев медали "За оборону Сталинграда". 

Вот стоят лучшие наводчики младшие сержанты Куприян Кучеренко и Дмитрий Лапшин 
- парторг и комсорг батареи. Стоит у орудия командир расчета кавалер ордена 
Красной Звезды и Славы III степени сержант Иван Тарасов... О чем мог думать 
сейчас этот человек, у которого гитлеровцы убили родного брата? 

Все готово к стрельбе. 

- По укреплениям проклятого Берлина, огонь! 

Тяжелые снаряды полетели, со свистом разрезая воздух. Трасса проложена! 

Утром я поднялся на свой наблюдательный пункт. Он находился в большом 
пятиэтажном доме вблизи аэродрома Иоганнисталь. Из угловой комнаты со щербатым 
проломом в стене был виден Берлин, точнее, его южная и юго-восточная часть. 
Весь город охватить взглядом невозможно, он раскинулся по обе стороны Шпрее на 
несколько десятков километров. Крыши, крыши, нет им конца, тут и там провалы: 
следы фугасных бомб. Вдали заводские трубы, шпили кирх. Парки и скверы, уже 
одетые молодой листвой, издали кажутся очажками зеленого пламени. Вдоль улиц 
стелется утренний туман, смешанный с неосевшей пылью после ночного 
артиллерийского налета. Местами туман перемежается с черными полосами густого