|
Федорович Скоробогаткин; они перешли на преподавательскую работу вскоре после
первого же года обучения. Вслед за ними на эту трудную стезю встали староста
нашей группы комбриг Владимир Ефимович Климовских и бывалый летчик майор Иван
Никифорович Рухле.
Я успешно сдал выпускные экзамены и уже ждал назначения в войска, когда
мне вдруг тоже предложили остаться старшим преподавателем академии. Хотя и без
особого желания, согласился.
Преподавал два года. Дела шли нормально. Освоился с кругом новых
обязанностей, казалось, ничто не мешало быть довольным своей участью. Но, как
кочевника тянет в путь с насиженного места, так и меня, большую часть жизни
проведшего в гуще кипучей армейской жизни с ее беспрерывными учениями и
походами, неудержимо потянуло в привычную стихию. Жену я не хотел раньше
времени расстраивать своими беспокойными мечтами. Ее, как, впрочем, и всех жен,
больше устраивала спокойная оседлая жизнь, чтобы дети могли нормально учиться и
не переходить так часто из одной школы в другую.
Предпринял несколько попыток уйти из академии в войска. Не получилось:
под благовидными предлогами мне каждый раз отказывали.
Както разговорились мы с Аргуновым. Позавидовали товарищам, которые
после академии попали в войска. Большой мой приятель и обаятельный человек,
полковник Анатолий Николаевич Королев был назначен на должность начальника
военных сообщений Московского военного округа. Полковник Трофименко, который
учился вместе с нами, уже получил звание комдива и командовал войсками
Среднеазиатского военного округа…
— А мы с тобой, — грустно улыбнулся Аргунов, — скоро станем учеными
сухарями. Как говорится, ни сказок про нас не расскажут, ни песен про нас не
споют. А впрочем, скажут… Скажут: горетеоретики, мол, оторвались от жизни
войск… А чем мы виноваты?
Я хотел было возразить, что быть старшим преподавателем Академии
Генерального штаба тоже высокая честь. Но невольно пришли другие мысли. У нас
действительно почемуто порой недооценивали командиров, работающих в высших
военных учебных заведениях, в центральном аппарате Наркомата обороны и даже в
Генеральном штабе. Это иногда вызывало у молодых и наиболее способных офицеров
нежелание, боязнь оказаться в центральном аппарате и через пяток лет стать
вдруг «отставшим» от своих товарищей, которые попали после учебы в войска.
В то время эта разница в положении между теми, кто проходил службу в
высших учебных заведениях и в центральном аппарате, и теми, кто служил в
войсках, довольно резко бросалась в глаза. За четыре года моего пребывания в
стенах академии мало кто из ее преподавателей вырос в воинском звании, в то
время как в войсках их ученики совершали головокружительные взлеты.
С известным ныне военачальником генералом армии Михаилом Ильичом
Казаковым, моим давнишним другом, мы прибыли в академию вместе из 5й
кавдивизии им. Блинова. Он, помнится, был тогда майором. Через год прервав
учебу, Михаил Ильич уехал в Среднеазиатский военный округ. А спустя еще два
года мне представилась возможность с радостью поздравить его с присвоением
высокого звания комдива.
— А ты слышал, — спросил меня Аргунов, — что генерал армии Жуков назначен
командующим войсками Киевского округа? Что, если ему написать? Неужели он не
поможет старому однокашнику? Ведь не в Москву же ты просишься, а в войска…
Задумался я над советом друга. Действительно, с Георгием Константиновичем
Жуковым мы давно знакомы. В одно время оба командовали кавалерийскими полками,
а в 1924 — 1925 годах вместе учились в Ленинграде, в Высшей кавалерийской школе.
Но уж очень не хотелось даже в таком деле использовать, так сказать, личные
связи. И тут вдруг прибывает в Москву за своей семьей мой товарищ генералмайор
Рубцов. Мы вместе учились в академии, а затем работали преподавателями.
Несколько месяцев назад Рубцов уехал в войска. Человек это был способный,
большой знаток штабной службы (в академию он прибыл с должности начальника
штаба стрелкового корпуса). Встреча доставила нам обоюдную радость.
— Ну как, где и что делаешь сейчас? — поинтересовался я.
— У Жукова, — ответил он с гордостью. — Начальником оперативного отдела.
— Эх, и везет же тебе! А мне вот никак не удается вырваться.
— Послушай, — загорелся Рубцов, — проси Георгия Константиновича. Поможет.
Он же хорошо знает тебя. Одним словом, быстро пиши письмо, я передам ему лично.
На том и порешили. Письмо получилось кратким, в виде рапорта: «Вся
армейская служба прошла в войсках, имею страстное желание возвратиться в строй…
Согласен на любую должность».
Очень важно, думаю, напомнить читателям, что международная атмосфера в то
время все более накалялась. В Европе шла война. Англия и Франция, всячески
толкавшие фашистскую Германию на Восток, против Советского Союза, теперь
вынуждены были сами отражать ее натиск. Они пожинали плоды своей вероломной
политики. Ведь все попытки нашего правительства договориться с Англией и
Францией о предотвращении совместными усилиями фашистской агрессии ни к чему не
|
|