жильцом соседней камеры длинные разговоры, узнавал много новостей и сам делился 
с ним всем интересным. 

Тюремщики всегда стараются, чтобы заключенный знал как можно меньше о жизни, 
которая его окружает, даже о самом себе. А заключенный старается узнать как 
можно больше. 

"Сколько ухищрений, уловок предпринимают тюремщики для того, чтобы разъединить 
наши слова, наши взгляды, наши мысли, не говоря уже о каких-то поступках! - 
думал при этом Этьен с веселым злорадством. - И все понапрасну. К черту 
гнетущее одиночество! Да здавствует "римский телеграф"! 

54 

Весь мир сузился для Этьена до четырех стен, ограждающих тесную камеру, до 
крохотного клочка неба поверх "бокка ди лупо" - "волчьей пасти". Особым 
капканом из жести во все окно тюремщики ловят свет и урезывают вид на мир, 
чтобы из окна нельзя было увидеть ничего, кроме полоски неба; смотреть же на 
двор или в сторону, на соседние окна, невозможно. 

Сперва Этьен сидел в камере, выходившей на юго-юго-запад. Там солнце 
показывалось над "волчьей пастью" около десяти утра, а часа в два лежало 
золотой полоской на середине камеры. 

Через несколько дней Этьена перевели в другую камеру, глядящую западнее, там 
солнце наведывается после двух часов, а полоска на каменном полу камеры почти 
вдвое короче. 

И совсем не сразу новоявленный узник привыкает к тому, что за ним все время 
подсматривают; в любое мгновение может приоткрыться "спиончино", то есть глазок 
в двери, и стражник заглянет в самую душу. 

И форточку начинаешь любить и уважать по-настоящему лишь после того, как попал 
в тюрьму. Никогда прежде Этьен не проникался к форточке такой нежной 
благодарностью. Ах, этот запрещенный, но свободолюбивый квадратик, соединяющий 
тебя со всей вселенной! Оттуда доносится и дуновение ветерка, пойманного 
"волчьей пастью", и запахи оживающей травы, новорожденных почек, и слабый 
перезвон колоколов в Риме. 

Птахи, которые подлетели к его окну, знали, что "волчья пасть" им ничем не 
грозит, а крошки на дне железного ящика водятся. 

Где-то они сегодня побывали, римские ласточки, голуби и воробьи? Вслед за ними 
Этьен отправлялся на воображаемую прогулку по Риму. 

Когда стены раскалены зноем и источают духоту, он завидовал птицам с особенной 
остротой - птицы имеют возможность улететь к какому-нибудь из римских фонтанов. 
В воздухе там висит милосердная водяная пыль, и жемчужный блеск струй рождает 
вечную прохладу. Птицы могут слетать к фонтану Треви или подальше - к фонтану 
на площади Эзедры, где четыре нимфы, омываемые извечными струями, никогда не 
просыхают. Про них говорят, что они - самые чистоплотные римлянки, но все равно 
один раз в неделю смотритель чистит их щеткой... 

А вдруг птахи прилетели от дома, на котором висит мемориальная доска - здесь 
жил русский писатель Гоголь. Здесь написал он "Мертвые души". Как Гоголь, живя 
в Риме, мог сохранить в первозданной свежести русский язык, русский дух, 
национальное своеобразие? Вот бы и Этьену сохранить в душе нетронутым и 
неувядающим образ Родины. А родились бы в Риме Чичиков, Ноздрев и Коробочка, 
если бы Гоголь не имел права разговаривать и даже думать по-русски? 

Может, птицы улетают в просторные сады Ватикана, куда простым смертным вход 
запрещен? 

Сегодня последняя суббота месяца, а в такие дни вход в музей Ватикана 
бесплатный. Когда Этьен попал туда впервые, он тоже не сразу привык к мысли, 
что в музее - все подлинное, начиная со скульптур Фидия и кончая позолоченной 
фигурой Геркулеса из дворца Нерона. Какая-то англичанка с лошадиноподобным 
лицом все допытывалась у гида: "А это не копия?" Каждый раз гид терпеливо и с 
достоинством отвечал: "Леди, в нашем музее нет копий, здесь только подлинники". 
И слышалось: "Третий век до нашей эры", "Первый век нашей эры", "Пятый век до 
нашей эры". У служителей Ватиканского музея на петлицах - посеребренные значки 
с миниатюрной папской тиарой и перекрещенными ключами святого Петра. А какие 
ключи на петлицах у портье самых шикарных отелей? Этьен с усмешкой подумал: 
"Такая форма больше подошла бы моим ключникам!" 

Но дальше в воображении Этьена возникала какая-то путаница и бестолковщина. В 
зал Сикстинской капеллы, где находится картина "Страшный суд", ворвалась 
горластая орава римских газетчиков. Все продавцы в фирменных свитерах, на груди 
и на спине у них обозначены названия газет. Если у тебя нет зычного голоса - не 
вздумай браться за такую работу. Ведь надо перекричать других. То ли у