- Куда нагаткинским до наших шатрашанских! - ликовал я. 

Но мне возразил татарчонок Мурадка: 

- Нагаткинские выгнали управляющего и поделили имение, а наши только собираются.
.. 

- И мы выгоним. У нагаткинских что? Имение у их барина захудалое, не то что у 
нашего. Наш князь, поди, с царем за одним столом обедает. Неспроста в имение 
солдат прислали. 

- Пока мужики ругались, я приметил, как управляющий все время глядел из окна и 
что-то на бумаге писал, - сказал мне Яшка. 

- Ты это точно видел?.. - забеспокоился я. 

- Вот те крест святой!.. - Яшка размашисто перекрестился. 

"Надо отцу сказать", - решил я и кинулся со всех ног домой. 

Мать набросилась на меня: 

- И где тебя леший носит? Спать пора, а ты по улицам бегаешь! 

Отец, лукаво подмигнув мне, сказал матери: 

- Ничего, мать, не бранись. Мы с Ванюшкой к управляющему ходили... 

Тогда я, осмелев, пересказал отцу Яншины слова. Отец не выразил никакой тревоги,
 пренебрежительно махнул рукой: 

- А пусть себе пишет. Мы тоже не лыком шиты, сынок. - После минутной паузы, 
поглядев на меня уже посерьезневшим взглядом, добавил: - Запомни этот день, 
Ваня! Тлел, тлел в крестьянской душе уголек, пока не выдул искру. Сегодня искра,
 завтра - пламя! 

...Много воды утекло с тех памятных дней осени 1905 года. Мне, 
тринадцатилетнему подростку, все тогда казалось необычным - и сход на площади, 
и бегство земского начальника, и толпа, бушевавшая у барского имения... В моем 
представлении это было исключительное, из ряда вон выходящее событие. 

Не мог я тогда знать, что в тревожном 1905 году не было губернии, уезда, где бы 
не происходило подобного. 

* * * 

Немало разговоров в селе вызвал поход в имение. Кое-кто забеспокоился: 

- Лучше бы нам не ступать в воду, не спросясь броду. Теперь жди расправы... 

Более горячие стояли на своем: 

- Негоже нам, как барсукам, прятаться по норам. Раз начали, надо кончать! 

И они стали первыми рубить барский лес, увозить снопы с помещичьего поля. 

Неоднократные прошения мужиков об оформлении передачи им земли застревали 
где-то в губернии. 

Земля и лес по-прежнему оставались помещичьими. Управляющий усилил охрану 
имения и строчил барину доносы на крестьян. Те в свою очередь писали жалобы на 
управляющего, но их жалобы оседали в канцелярии губернатора Симбирска. 

И вдруг однажды ночью Шатрашаны разбудил гулкий звон церковного колокола. На 
ноги поднялось все село. Встревоженные крестьяне выбегали из изб. 

Выскочив на улицу, я увидел за околицей огромное зарево. Народ не бежал, как 
обычно, с ведрами тушить пожар. Мужики спокойно стояли возле своих изб. Из 
разговоров я понял: горит подожженная кем-то усадьба. Она полыхала, а над селом 
гудел не умолкая колокол. В пламени пожара было что-то мощное и властное, а в 
частых ударах набата - жуткое и тревожное. 

Мужики, стоявшие группами на улице, рассуждали: 

- Хорошо, ветра нету, а то, смотри, и на село перебросило бы. 

- Пускай горит дотла барское добро. Не горбом его барии нажил. Награбленному 
туда и дорога.