шрапнелью. Белые не ожидали такого яростного огня. Цепи дрогнули, расстроились. 
Спасаясь от обстрела, пешие, всадники, повозки шарахались из стороны в сторону, 
усиливая беспорядок и неразбериху. 

И вот уже на врага, словно горные потоки с круч, сверкая клинками, сотрясая 
воздух громовыми раскатами "ура", стремительно ринулись полки 2-й бригады... 

- Видишь, Семен Михайлович, какой паник получился кадетам! - радостно 
воскликнул Городовиков. - Разреши и мне пойти в атаку, мне тут делать нечего... 


- И нам тут нечего делать, - поддержал его К. Е. Ворошилов и, приподнявшись на 
стременах, пустил коня вскачь. 

Мы понеслись за ним. Ветер свистел в ушах, шапки ломило назад. Кавалеристы 
преследовали небольшие группы отставших всадников. Белая конница, в три раза 
превосходившая нашу вторую бригаду, была так потрясена огневым шквалом и конным 
ударом, что не смогла опомниться и оказать сопротивление. 

В двадцатых числах декабря Конная армия вступила в Донбасс. Остановились мы на 
станции Переездной. 

С фуражом было плохо. Меня одолевали тревожные мысли: "Чем накормить коней?" 
Заглянул в конюшню, а кони похрустывают сеном! 

Зашел в хату, смотрю - мой ординарец сидит с хозяином, старым шахтером, и пьет 
чай, вернее, не чай, а заваренную травку. А хозяйка печет коржики. 

- Откуда это? - удивился я. 

Рабочий укоризненно поглядел на меня: 

- Что же ты, товарищ командир, думаешь, мы от беляков спрятать кое-что не 
сумели? Или, думаешь, мы вас не ждали? 

Я с удовольствием уселся за стол к самовару. До чего же вкусной показалась мне 
эта травка! 

Но не успел выпить и кружки, как меня срочно вызвали в штаб. Туда то и дело 
приходили рабочие - молодые и старые, просили принять их в армию. 

Вечером ординарец сказал мне: 

- Ну и народ золотой эти шахтеры, товарищ командир! Самому есть нечего, а он 
последнее отдает. 

Никогда конармейцы не забудут теплых товарищеских встреч с донецкими рабочими. 
Не было ни одного района, села или города, где бы нам навстречу не выходили 
шахтеры с песнями, знаменами, хлебом-солью. 

В тылу у белых восстал Луганск - родной город Климента Ефремовича. Это 
восстание лишило противника возможности производить какие-либо маневры на левом 
фланге нашей армии. 

Рабочие тоже вели войну с белыми: заваливали шахты, уносили и прятали 
инструменты, выводили из строя электростанции и оборудование. Но как только 
требовался свет и уголь для Красной Армии, рабочие немедленно исправляли все 
повреждения. 

Помню, как однажды пленный офицер с ненавистью сказал: 

- Мы пытались задержаться на Северном Донце, но в этом проклятом районе все за 
вас, красных. Жаль, - добавил он, - что мы слишком поздно узнали об этом! 

...Разбитые, рассеченные на две части, белые армии спешно уходили в Крым и за 
Дон. 

2 января 1920 года Деникин объединил все войска на Дону под общим командованием 
генерала Сидорина, которому подчинил в оперативном отношении и 
"добровольческий" корпус генерала Кутепова. Ростов-на-Дону прикрывался 
"добровольцами", Новочеркасск - Донской армией, в центре же, на уступе, 
сосредоточились конные корпуса генералов Топоркова и Мамонтова. 

Белые рассчитывали задержать наступление красных у Ростова, чтобы успеть 
эвакуировать ценности из Ростова и Таганрога и вывести армейские тылы за Дон. 
Но их расчеты не оправдались. 6 января они отошли на ростов-новочеркасский 
плацдарм. 

Несмотря на ожесточенные многодневные бои в Донбассе, Красная Армия не утратила 
своего боевого порыва. Она с ходу атаковывала врага.