|
Командующий 6-й армией, уже фельдмаршал, Паулюс решил продолжать сопротивление,
передав командование южной группой войск, где сам находился, генерал-майору
Роске, а северной группой – генералу пехоты Штреккеру.
Итак, войскам Донского фронта, уже без 24-й армии и ряда дивизий, выводимых в
резерв Ставки (что было вполне правильно), предстояло силой завершить
ликвидацию сопротивлявшегося врага. В южной группе войсками наших 21,57 и 64-й
армий были зажаты в плотное кольцо крепко потрепанные шесть пехотных, две
моторизованные и одна кавалерийская дивизии противника. В северной группе
войсками 65,66 и 62-й армий были стиснуты три танковые, одна моторизованная и
восемь пехотных дивизий противника, конечно, тоже сильно потрепанные.
Перегруппировав соответственно сложившейся обстановке силы, наши войска ударили
по южной группе с юго-запада и северо-запада, нанесли врагу тяжелое поражение и
31 января заставили его сложить оружие.
Вместе с этой группой вражеских войск был пленен со своим штабом и фельдмаршал
Паулюс, который в тот же день вечером был доставлен к нам в штаб фронта.
В помещении, куда должны были привести Паулюса, находились мы с Вороновым и
переводчик. Комната освещалась электрическим светом, мы сидели за небольшим
столом и, нужно сказать, с интересом ожидали этой встречи. Наконец открылась
дверь, вошедший дежурный офицер доложил нам о прибытии военнопленного
фельдмаршала и тут же, посторонившись, пропустил его в комнату.
Мы увидели высокого, худощавого и довольно стройного генерала, остановившегося
навытяжку перед нами. Мы пригласили его присесть к столу. На столе у нас были
сигары и папиросы. Я предложил их фельдмаршалу, закурил и сам (Николай
Николаевич не курил). Предложили Паулюсу выпить стакан горячего чая. Он охотно
согласился.
Наша беседа не носила характера допроса. Это был разговор на текущие темы,
главным образом о положении военнопленных солдат и офицеров. В самом начале
фельдмаршал высказал надежду, что мы не заставим его отвечать на вопросы,
которые вели бы к нарушению им присяги. Мы обещали таких вопросов не касаться.
К концу беседы предложили Паулюсу дать распоряжение подчиненным ему войскам,
находившимся в северной группе, о прекращении бесцельного сопротивления. Он
уклонился от этого, сославшись на то, что он, как военнопленный, не имеет права
давать такое распоряжение. На этом закончилась наша первая встреча.
Фельдмаршала увели в отведенное для него помещение, где были созданы приличные
условия.
Северная группа не сложила оружия. Готовим по ней новый удар. Сразу после
разговора с Паулюсом я отправился на командный пункт командарма Батова, взяв с
собой Казакова и Орла. К рассвету мы были вместе с Батовым на его
наблюдательном пункте, который располагался на железнодорожной насыпи. Отсюда
прекрасно просматривалась впередилежащая местность.
Из докладов командующих армиями Чуйкова и Жадова явствовало, что их войска к
действиям готовы и что противник не намерен сложить оружие. Что ж, придется
заставить его силой. А пока над полем боя воцарилась полная тишина. Не слышно
было даже одиночных выстрелов.
Наступал рассвет, и с нашего наблюдательного пункта стали уже просматриваться
ближайшие, расположенные позади нас артиллерийские позиции. Особенно рельефно
выделялись длинные ряды реактивных минометов – «катюш». Мне, старому коннику,
они напомнили построенные для атаки развернутым фронтом кавалерийские эскадроны.
Об этом я сказал Батову и другим товарищам. Они согласились: действительно
похоже.
Для нанесения удара были привлечены многие артиллерийские части, в том числе
принимавшие до этого участие в разгроме южной группировки, и авиация 16-й
воздушной армии. Все делалось так, чтобы в предстоящем бою наши войска понесли
как можно меньше потерь.
Утром 1 февраля огненная буря обрушилась на позиции врага. Нам с
наблюдательного пункта было видно, как весь передний край его обороны потонул в
разрывах снарядов и мин. По артиллерийским позициям в глубине обороны бомбовые
удары наносила авиация. Канонада грохотала долго. Наконец она стихла. И тотчас
во многих местах над еще дымившейся черной землей затрепетали белые флаги.
Появлялись они стихийно, помимо воли немецкого командования, и потому
получалось, что на одном участке немцы сдавались, бросая оружие, а на другом
еще продолжали драться. В отдельных местах бой шел еще сутки. Только утром 2
февраля остатки окруженной северной группы стали сдаваться в массовом порядке,
и опять это происходило помимо воли фашистского командования.
Окруженная группировка противника прекратила свое существование. Великая битва
на Волге закончилась.
Как я уже говорил, в кольце под Сталинградом оказалось двадцать две дивизии и
|
|