Действительно, он с командиром танкистов тщательно все расписал по часам и 
минутам, и меня обеспокоило лишь то, что исходное положение корпуса намечено 
далеко – в двадцати километрах. Не запоздают ли танкисты по какой-либо причине? 
Товарищи убедили, что все предусмотрено, а удаление корпуса даст полную 
внезапность, так как немцы не услышат шума моторов. Что ж, пришлось согласиться.


С наблюдательного пункта я имел возможность видеть все этапы боя от начала и до 
конца. Несколько лучше стало с боеприпасами, и мы начали наступление 
тридцатиминутной артподготовкой: это был предел наших возможностей.

Как только кончилась артподготовка, пехота с танками быстро двинулась на 
вражеские позиции. Батареи противника открыли не очень сильный огонь. 
Заговорили немецкие пулеметы, но их тут же подавляли танки сопровождения и 
орудия прямой наводки.

На наших глазах пехота ворвалась в траншеи первой позиции, быстро преодолела их,
 двинулась дальше. Часть танков очищала первую траншею, а остальные устремились 
вперед, ведя огонь преимущественно из пушек, хотя отступавшая пехота была более 
выгодной целью для пулеметов. (Вообще приходилось не только в этом бою 
наблюдать, что наши танкисты почти не применяли пулеметного огня, предпочитая 
вести пушечный, где надо и даже где не надо.)

На всем участке пехота с криком «ура!» атаковала вторую позицию. Танки были уже 
там и стреляли по врагу с места. Несколько из них пылало.

В траншеях шел бой. Но уже то в одном, то в другом месте стрелки и отдельные 
танки преодолели вторую позицию и преследовали врага.

Настала пора ввести танковый корпус. Но его не оказалось там, где он должен был 
находиться по плану. «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги…» – гласит 
пословица. На пути движения корпуса протекала небольшая речушка с заболоченными 
торфянистыми берегами. Там и застрял наш корпус. Разрабатывая план ввода, 
забыли разведать и проверить проходимость. Такое упущение, конечно, отразилось 
на исходе удачно начатого боя. Этот печальный случай послужил всем нам хорошим 
уроком на будущее.

Два часа потребовалось, чтобы вытянуть корпус к месту ввода в бой. Эти два часа 
немцы не потеряли зря. Они подтянули силы из глубины и с разных направлений. 
Против правофланговой дивизии нашей ударной группы появились части, 
находившиеся перед участком 10-й армии, против центра – части мотодивизии из 
района Брянска. Несмотря на все это, наша пехота, ломая сопротивление врага, 
шла вперед. Она продвинулась в глубину до десяти километров. И в этот момент 
стал развертываться в боевой порядок танковый корпус.

Тогда мы еще были уверены, что прорвем вражескую оборону и овладеем Жиздрой, 
открыв дорогу на Брянск. Об этом же, видимо, думало и командование противной 
стороны. Стремясь выиграть время для подброски войск, враг использовал авиацию.

Над полем боя образовали круг сорок пикирующих бомбардировщиков. В первую 
очередь они набросились на головную танковую бригаду, которая, красиво 
развернувшись, проходила высоту в двух-трех километрах сзади нашей наступавшей 
пехоты. И тут произошло что-то невероятное: вместо того чтобы рвануться вперед, 
бригада остановилась. Она стояла на голой высоте, а «юнкерсы» сыпали на нее 
бомбы. В воздухе показалась новая армада самолетов – до тридцати 
бомбардировщиков в сопровождении истребителей.

Наблюдая эту картину, я не мог оставаться на месте. Приказал командиру корпуса 
ускорить движение главных сил и выполнять поставленную задачу. С комиссаром 
корпуса Латышевым, с Орлом и несколькими офицерами штаба мы на машинах 
бросились к стоявшей под бомбежкой танковой бригаде. Полковник Орел подбежал к 
танку и стал камнем стучать по башне, вызывая командира. То же делал Латышев, и 
мне пришлось этим заняться, остерегаясь, как бы не попасть под гусеницу, если 
водитель вздумает развернуться. Одним словом, наше положение было не из веселых.
 К счастью, все обошлось благополучно, бригаду мы все же заставили сдвинуться с 
места и помочь пехоте, которой уже было тяжело.

А время шло. К полю боя подходили новые и новые силы врага. На его стороне 
вступили в дело танки и штурмовые орудия. Часть бомбардировщиков наносила удары 
по пехоте. Положение резко ухудшилось.

Наша пехота залегла и еле сдерживала контратаки. Танковый корпус под бомбежкой 
топтался на месте, рассыпавшись по всему полю. Надо было принимать меры, чтобы 
удержаться на достигнутом наступавшими войсками рубеже. Я отдал приказ 
закрепиться и перейти временно к обороне. Часть танков встала в боевые порядки 
пехоты, а главные силы корпуса были оставлены в моем резерве.

Когда над полем боя появилась неприятельская авиация, мы попросили фронт 
поддержать нас хотя бы истребителями. Просьба была удовлетворена. Вскоре в небе 
показались группы наших самолетов. Но они не смогли облегчить участь пехоты: их