безнравственности.

Куда бы ни забрасывала Зорге судьба, он продолжал поддерживать связь с 
Герлахами. Впрочем, его давно уже привлекала в дом наставника не только дружба 
с хозяином дома. Слишком уж часто они виделись с Кристиной. Муж молодой женщины 
был неизлечимо болен, а рядом, так близко, находился другой мужчина – красивый, 
смелый и неотразимо притягательный – он всегда был неотразимо притягателен для 
женщин. Не то чтобы Рихард «уводил» жену друга – нет, он просто не мешал 
Кристине влюбиться в себя. Позднее она скажет: «Ика никогда ни на чем не 
настаивал, люди сами тянулись к нему…» «Сама потянулась» и Кристина, да так 
основательно, что муж все заметил и заговорил о разводе. Молодая женщина, не в 
силах выбрать, уехала к мачехе в Южную Германию, откуда, хорошо подумав, 
вернулась не к мужу, а к Рихарду. Они стали жить вместе, дав, наконец, властям 
и бюргерской «общественности» долгожданный повод. После того как Зорге привел в 
дом чужую жену, против него началась настоящая травля – их даже требовали 
выселить из города. Из выселения, конечно, ничего не получилось, не те были 
времена, но все равно из Золингена надо было уезжать. В октябре 1922 года 
Рихард и Кристина перебираются во Франкфурт-на-Майне.

«Увод» жены, как ни странно, не испортил отношений между мужчинами – впрочем, в 
революционной среде на подобные вещи смотрели просто. Во Франкфурте Рихард 
вместе с Герлахом входит в число основателей Общества социологических 
исследований и получает место преподавателя в институте социологии, относящемся 
к этому обществу. Директором института должен был стать профессор Герлах, 
однако не успел, умер в 1923 году. В том же институте получила работу и 
Кристина, а вскоре институт социологии был присоединен к Франкфуртскому 
университету и, таким образом, статус его работников несколько повысился. 
Именно во Франкфурте Рихард завел те многочисленные связи в научной среде, 
которые позднее помогли ему успешно выполнять работу разведчика. Люди, с 
которыми он тогда работал как социолог, делали свою карьеру, некоторые достигли 
многого, и когда у Рихарда возникла потребность в связях для успешной 
легализации, старые знакомства очень и очень помогли.

Рихард – не сказать, чтобы совсем, но в достаточной мере – был равнодушен к 
денежной и бытовой стороне жизни, однако теперь появилась жена, и неплохо было 
бы обзавестись сносным жильем. Им все удается, инфляция и жилищный кризис этой 
пары словно не касаются – по-видимому, платят в институте достаточно хорошо. В 
парке возле богатого особняка они сняли конюшню с жилым помещением для конюхов 
и переделали жилую часть в симпатичный домик. Художник из числа друзей Зорге 
занялся оформлением комнат, покрасив одну в красный, другую в желтый, а третью 
– в голубой цвет. Несмотря на нетрадиционное оформление, дом притягивал к себе 
людей. Сюда во множестве приходили друзья Рихарда по институту и редакции 
газеты, вечером собирались художники, музыканты, писатели. В общем, было весело 
– не менее весело, чем в дол: г Герлаха.

Кристина вспоминает о своем втором муже: «Он любил кошек и собак и играл с ними,
 как мальчишка. Не будучи особенно разборчивым в еде, он, тем не менее, с 
удовольствием готовил. Его меню было не очень обширным, однако, определенно, 
больше моего… Если блин разваливался, он мрачнел. Его не утешало даже, если я 
называла бесформенное произведение его кулинарного искусства королевским 
блюдом…»

Рихард к тому времени успел повысить и свой статус в партии. Он заведует 
партийной кассой своей организации, отвечает за картотеку членов учета и, кроме 
того, является связным между Франкфуртом и Берлином. Однако в его жизни все 
как-то уж слишком мирно. Учитывая логику биографии, это не может быть надолго…

В первой половине 1923 года германская экономика, и без того находившаяся в 
затяжном кризисе, сорвалась в штопор. В январе Франция оккупировала Рурскую 
область, на которую давно точила зубы. Этот шаг подкосил и без того ослабленную 
войной экономику страны, а положение населения стало просто катастрофическим. В 
августе 1923 года курс золотой марки составлял 1 млн, в сентябре – 23,5 млн, в 
октябре – 6 млрд, а в ноябре – 522 млрд бумажных марок. Крестьяне и торговцы 
отказывались продавать продукты за бумажные деньги. Рабочие голодали, средние 
классы тоже не ели досыта. В стране начались голодные бунты, в городах 
собирались стихийные продотряды, силой забиравшие в деревне продовольствие. К 
сентябрю снова начались массовые забастовки, так что в конце сентября в 
Германии было введено чрезвычайное положение. Как обычно в чрезвычайных 
ситуациях, резко возросло влияние левых сил, особенно коммунистов. Поощряемая 
Коминтерном и поддерживаемая Советской Россией, КПГ стала готовиться к захвату 
власти. Коминтерн на советские деньги помогал германской революции, чем мог – 
средствами, оружием, военными советниками. Как только в Германии вспыхнет 
восстание, Красная Армия готова была начать прорыв через Польшу на помощь 
немецким товарищам.

Однако из этой затеи ничего не вышло. Как обычно, подвели социал-демократы, уже 
достаточно давно выступавшие за классовый мир, – по сути, рабочее движение 
накануне выступления раскололось, и не в пользу коммунистов. Да и коммунисты, 
как оказалось, рапортуя о готовности, во многом выдавали желаемое за 
действительное. Оружия было куплено куда меньше, чем надо, двенадцать готовых к