поставлявшим информацию, но еще и «агентом влияния».[13 - Летом 1941 года Зорге 
попросил санкции Центра на использование Одзаки в качестве агента влияния – тот 
имел возможность воздействовать на князя Коноэ, настраивая его против 
вступления Японии в войну с СССР. Центр такой санкции не дал. Однако это никоим 
образом не означает, что Зорге, ни у кого не спрашивая разрешения, не был 
агентом влияния в немецком посольстве.] Отт, в свою очередь, знакомит своего 
помощника с директивами и указаниями, которые получает, ну и, само собой, с 
документами, поступающими в посольство.

Летом 1936 года, уезжая в отпуск в Германию, Отт предложил Зорге включить его в 
штат посольства в качестве вольнонаемного сотрудника, своего помощника «по 
линии промышленно-экономического изучения страны». Казалось бы, чего еще 
хотеть? Однако Рихард отказался. Штатная работа в посольстве требовала 
согласования в Берлине, там начнутся проверки, и кто знает, что еще выплывет из 
архивов полиции и секретных служб? Лучше уж быть просто «другом господина 
полковника» – впрочем, уже не полковника, а генерал-майора. Из Берлина Отт 
привез новые погоны – военные атташе получали это звание лишь в исключительных 
случаях, и не последнюю роль в этом повышении сыграли подробные и толковые 
рапорты, которые военный атташе посылал из Токио. А свободолюбивый журналист, 
превыше всего ценящий свою независимость, так и остался в числе его лучших 
друзей.

В начале апреля 1938 года – новое повышение. Генерал-майор Отт становится 
чрезвычайным и полномочным послом Германии. Не зная, что и думать по этому 
поводу, настолько все это было неожиданно и непредсказуемо, он предположил: 
«Мое назначение было задумано как прецедент, позволяющий сделать то же самое с 
Осимой». И действительно, генерал-майор Хироси Осима, старый друг Эйгена Отта, 
в середине 1938 года также был назначен послом.

Вместе со статусом Отта повышался и статус Рихарда Зорге. Бывший начальник 
отдела министерства Хельмут Вольтат писал: «Посол относился к Зорге как к 
пресс-атташе посольства. Он регулярно обменивался с господином Зорге самой 
секретной информацией… Как посол, он с самого начала войны доверил господину 
Зорге ведение военного дневника посольства». Дошло до того, что посольство 
оплачивало некоторые поездки Рихарда по Японии и даже на континент.

А вскоре Зорге дошел до такой… иначе как наглостью это не назвать. Естественно, 
получая для работы на дому документы, он их фотографировал. Но теперь он стал 
переснимать бумаги прямо в здании посольства. Время от времени он проделывал 
это уже в 1935 году.

В октябре 1936 года Борович, курировавший работу группы из Шанхая, сообщает в 
Центр: «Отт, получив какие-либо интересные материалы или собираясь писать, 
приглашает „Рамзая“ и знакомит его с материалами. Менее важные передает 
„Рамзаю“ на дом для ознакомления, более важные, секретные – „Рамзай“ читает у 
него в кабинете. Бывает, что Отт, дав материал, уходит из кабинета по делам или 
с очередным докладом к послу. „Рамзай“ выявил расписание этих докладов 
(продолжающихся 20–40 минут) и, пользуясь этим, приходит к Отту минут за 15 до 
доклада – с тем, чтобы задержаться с материалами на время его отсутствия. За 
это время он имеет возможность сфотографировать материалы».

Но в массовом порядке Зорге начал переснимать документы в 1936–1938 годах. Иной 
раз он присылал с одной почтой по несколько сот кадров. Это было все, что 
угодно: экономические и политические обзоры, доклады германских консульств и 
посольства в Китае, доклады Отта и Дирксена в Берлин и пр…

«Хорошая жизнь» продолжалась до 1939 года. Но постепенно штаты посольства 
разрослись, в том же доме теперь присутствовало гораздо больше народу, 
ужесточился и контроль за получением и использованием документов. В июне 1939 
года Зорге пишет в Центр:

«При современных условиях переполненности помещений посольства и усиленной 
охраны возможность взять что-либо с собой из помещений аппарата посольства или 
ВАТа почти совершенно исключается. В теперешней обстановке даже лучший мой друг 
не решился бы выдать из аппарата посольства даже простого клочка бумаги. Есть 
опасение, что вся новая техника, которую я здесь развернул, а именно: обработка 
материала на месте – стоит под угрозой в связи с чрезвычайным недостатком 
места». Впрочем, он по-прежнему может знакомиться с документами – лишь 
фотографировать их не удается. Но у него хорошая память…

Однако он не знает о переменах, происшедших в Центре после чисток. Там почти не 
осталось опытных сотрудников. Не слыша или не желая слышать объяснений Рихарда, 
его упрекают, что он почти перестал присылать фотокопии документов. В феврале 
1941 года он получает по этому поводу упрек Центра: «Дорогой Рамзай. 
Внимательно изучив Ваши материалы за 1940 год, считаю, что они не отвечают 
поставленным Вам задачам. Большая часть Ваших материалов несекретны и 
несвоевременны. Наиболее ценные сведения достаете лично Вы, а Ваши источники 
ценных материалов не дают». И в марте 1941 года он повторяет: «В течение 
последних 3-х лет учреждения германского посольства настолько расширились и 
появилось такое большое количество новых людей, что буквально не найти ни