штаба Кировабадской дивизии?" "Поеду, куда Родина прикажет", сказал я. 

На этом разговор закончился, тема была исчерпана, но, зная по опыту, что 
командующий ничего зря не говорит, я начал исподволь готовиться к тому, чтобы к 
началу нового учебного года возглавить штаб славной 104-й воздушно-десантной 
дивизии, дислоцирующейся в солнечном Кировабаде Азербайджанской ССР. 

Кончился парад, я опять вернулся в Кострому, захлестнула, закрутила обычная 
армейская текучка рабочего периода, разговор как-то забылся. Отголоски 
разговора явились совершенно неожиданно, в виде приказа от 10 декабря 1986 года 
о назначении меня заместителем командира 76-й воздушно-десантной дивизии во 
Пскове. Кадровики мне потом конфиденциально сказали: "Если бы ты не ответил так,
 как ты ответил - молниеносно и без сомнений, еще б минимум, год командовал 
полком. И все равно, скорее всего, оказался бы в Кировабаде. Ну, а ответил - 
получи Псков". 

Если полк проводил меня очень тепло и душевно, да и у меня, чего греха таить, 
щемило то место, где предположительно должна быть душа, то костромская погода 
сделала все, чтобы максимально усложнить мне задачу по сдаче дел и должности. 

Все две недели, что я сдавал полк подполковнику Е.Ю.Савилову, мороз колебался в 
пределах 39 - 44 градусов. Полетело отопление в столовой, пришлось срочно 
убирать батареи, варить "гребенки", развернув одновременно пункты довольствия и 
питая людей в казармах. Но все проходит. Полк я сдал. Тепло с ним попрощался и 
убыл к новому месту службы. 

20 января 1987 года представился командиру дивизии полковнику В. С. Халилову. 
Надо сказать, забегая вперед, что Вячеслав Салихович - человек, безусловно, 
талантливый. Командир, что называется, вт Бога, организатор высокого класса. 
Служба с ним мне очень многое дала. Это был человек чуть ниже среднего роста, 
широкоплечий, с мощными руками и торсом. Говорили о нем в дивизии с любовью, 
подшучивали: "Проще перепрыгнуть, чем обойти". Он являл собой образец 
искрометной энергии, деловитости, неиссякаемого организаторского таланта. Где 
появлялся Халилов все начинало крутиться и вращаться минимум в два раза быстрее.
 Благодаря ему я понял, что старые, полушутливые принципы работы заместителя: 
командир работает - не мешай, отдыхает - помогай, командира ругают - отойди в 
сторону, хвалят - встань рядом, мягко выражаясь, не совсем верны. Халилов сумел 
в короткие сроки добиться такого положения, когда он, комдив, его заместители, 
ведущие начальники родов войск и служб стали единым монолитным механизмом, где 
у каждого было свое "я", но каждому позволено было тянуть одеяло на себя ровно 
на столько, на сколько это требуют интересы общего дела. Если генерал Ф. И. 
Сердечный строил работу с заместителями, искусственно поддерживая дух 
соперничества, зачастую нездоровый и даже конфликтный, у него были любимцы, и 
были люди, которых он просто терпел в силу служебной необходимости, то здесь 
были все Офицеры. Если у Сердечного все строилось, по-русски говоря, "на горле",
 на грубости, сплошь и рядом переходящей в хамство, на унижении офицера и 
смешивании его с грязью, то полковник Халилов был его полной противоположностью.
 Умение выслушать человека, умение нацелить на выполнение одной общей задачи, 
умение четко определить каждому место и объем работы, редкий талант - поставить 
даже самую трудную задачу таким образом, чтобы подчиненному она не казалась 
трудной. И все это полковник Халилов. Красиво он командовал дивизией. 

Заместителем командира дивизии я был один год и три месяца. Есть о чем 
поговорить, многое можно вспоминать. Ограничимся несколькими эпизодами. В 
феврале 1987 года на полигоне Струги Красные я занимался подготовкой к полковым 
тактическим учениям с боевой стрельбой, готовил мишенную обстановку. Местность 
на полигоне очень сложная, резко пересеченная; лес, кустарник, а главная 
трудность состояла в том, что прямо перед рубежом предполагаемой атаки 
протекала речонка под названием Курея, неширокая, извилистая, мелкая, никогда 
не замерзающая, местами с крутыми, местами с заболоченными берегами. На первый 
взгляд, препятствие вроде и не значительное, но коварство ее было известно 
многим поколениям командиров, проводивших на том полигоне учения. При всей 
ничтожности Курея требовала к себе самого уважительного отношения. 
Наплевательское отношение было чревато срывом графика этапа боевой стрельбы, а 
это всегда лишняя и никому не нужная нервотрепка. Короче, наряду с мишенным 
полем надо было готовить проходы для техники и людей. Просчитав возможности, я 
уяснил себе, что к указанному сроку имеющейся в моем распоряжении инженерной 
техникой я задачу не выполню. 

Позаботился о том, чтобы железнодорожным транспортом мне были переброшены два 
путепрокладчика БАТ-М. Путепрокладчики прибыли, руководить их работой я 
назначил подполковника Лапшина, заместителя командира 234-го полка. Надо 
сказать, что Лапшин как человек, мягко выражаясь, был странноват. Очень 
высокого, более 190 см, роста, он, как правило, всегда находился под рукой, 
важно, как журавль, расхаживая в каком-нибудь углу дивизионного полигона, в то 
же время умудрялся занять какую-то отстраненную позицию, систематически пытаясь 
поставить дело так, что боевая подготовка подчиненных ему батальонов вроде как 
не прямая его обязанность, а он при ней присутствует в роли то ли инспектора, 
то ли "ооновского" наблюдателя. Посему на первых порах нередко случались 
недоразумения следующего порядка. Вопрос комбату: "Почему рота не стреляет?"