толстая и прочная (я каску носил исключительно как средство противодействия 
притолокам). Все жилые и нежилые помещения примыкают к стенам этого квадрата 
изнутри таким образом, что выше крыши остается примерно метровая стена. По 
периметру оборудуются бойницы. И получается: мой дом - моя крепость. Даже 
несколько автоматчиков, бегая по крышам сооружения внутри квадрата, способны 
сделать эту крепость достаточно неприступной, по крайней мере для пехоты. 

Я отрекогносцировал крепость. Мне она показалась достаточно просторной. Людей 
по сотням подняли и разместили в этой крепости. Когда последняя сотня вошла 
внутрь, я зашел следом. Теперь уже двор не показался мне просторным. Людей было,
 как селедок в бочке. За неимением лучшего до принятия решения пришлось 
остановиться на этом варианте. Выставили охрану, БМД доброжелательно уставилась 
тремя пулеметами во входную дверь. И только было вздохнули с облегчением, как 
случилась новая напасть. 

Мгновенно, внезапно, буквально как из-под земли образовалось несколько сот 
возбужденных, кричащих, плачущих, рыдающих женщин. Это были жены, сестры, 
матери сидящих в крепости. У всех были узелки с импровизированными передачами. 
Пришлось успокоить и организовать запуск по 10 человек с целью передачи 
продовольствия. Сначала нашествие вызвало определенную озабоченность, а потом я 
оценил, что оно пришлось как нельзя более кстати. Мужчины в крепости начали 
вопить, переводчик обобщил и доложил смысл воплей: "Отловил, посадил, корми, 
начальник!" А чем кормить, когда родной-то батальон воевал впроголодь? Время 
шло. Все больше и больше в голову приходила странная мысль: с одной стороны, 
это пленные - цель проводи-Мой операции, с другой стороны, нахватав их, мы 
ничего доказать не сумели, с третьей стороны, батальон и пленные все более и 
более напоминали известную композицию дурня с писаной торбой. Прошла ночь, 
решения все не было, Двигаться дальше тоже было нельзя. В конце концов где-то 
около 9 часов прибыли разведрота, саперная рота, еще какая-то, уже теперь не 
помню, рота. Я получил приказ передать этим подразделениям пленных для 
конвоирования в находящийся в 9 километрах городишко Чаррикар. С внутренним 
облегчением я сбагрил эту ораву на попечение саперов и разведчиков и продолжил 
операцию. Вечером того же дня вернувшийся командир разведроты доложил: 
поскольку дорога пролегала между дувалами, была узкой и извилистой часть 
пленных разбежалась, а когда прибыли в Чаррикар губернатор заявил, что 
фильтрационный пункт у него не готов, подразделение царандоя (милиции) 
немногочисленное и слабое, хатовцев (органы госбезопасности) вообще нет, выдал 
им всем справки, что они побывали на фильтрационном пункте, и отпустил с миром. 
Именно этим и могу объяснить, что с утра нам начали стрелять в спину. Рыбка 
пробила брешь в бредешке и уплыла. Как я уяснил позже, примерно аналогичная 
картина была на участках других батальонов. Батальон продолжал движение на 
указанный рубеж, некоторые подразделения его начали выходить к реке Горбант и 
совершенно неожиданно встретили жесткое сопротивление со стороны группы 
численностью до 40 человек. Завязался скоротечный бой, во время которого два 
пулеметчика из приданного мне афганского батальона заняли позицию на крыше 
господствующего над местностью дома и интенсивным огнем вынудили душманов 
отойти. Батальон форсировал реку, продолжил наступление. Здесь неожиданно 
последовала команда: подразделениям реку Горбант не переходить, всех перешедших 
вернуть в исходное положение, закрепиться на ее рубеже. Я к тому времени был 
уже на другом берегу, организовал отход рот, отошел с управлением сам. На пути 
отхода мне попался дом, с крыши которого вели огонь пулеметчики. Во дворе дома 
я увидел следующую картину: у стены дома стояли два деда - хозяева дома, со 
связанными за спиной руками, ухо у одного деда отливало багрянцем. Вдоль них с 
довольным видом расхаживал лейтенант Бредихин. Лейтенант Бредихин был по-своему 
замечательным человеком. По образованию - химик, в душе - лев, но судя по 
некоторым признакам в училище он был матёрым двоечником. Ввиду недостатка 
офицеров мне его прикомандировали на время операции в качестве командира 
парашютно-десантного взвода. Во время этой операции действия Бредихина уже 
стоили мне массы нервов. Сначала Бредихин, не имея, как выяснилось позже, ни 
карты, ни компаса, перепутал горушки (горы), лихо развернул взвод на 90 
градусов, прошелся по тылам собственного батальона 86 

и пропал к соседям-витебчанам. Те ему быстренько объяснили, кто он такой, что о 
нем думают, и отправили обратно. В это время на левом фланге батальона группой 
душманов из 13 человек перед дувальным проходом была организована хорошо 
замаскированная засада, на которую вышел парный дозор 3-й роты. Прояви душманы 
чуть больше выдержки, пропусти дозор, имели бы реальную возможность нанести 3-й 
роте существенный урон. Но они поторопились и открыли огонь. Старший дозорный 
был убит, младший - ранен. Но это позволило роте развернуться, завязалась 
перестрелка. В это время блуждающий форвард Бредихин в поисках родного 
батальона совершенно неожиданно для него и его подчиненных вышел душманам в тыл,
 но не растерялся и в шесть секунд ликвидировал засаду. Отсюда точно известно 
количество находившихся в ней людей. Были взяты два пулемета, два карабина, 9 
автоматов. Естественно, все это время на связи он не находился, и, когда он 
гордо рапортовал мне о своих достижениях, ничего хорошего я о нем не думал. 
Второй раз на фланге, где находился взвод Бредихина, восьмерка вертолетов 
отрабатывала цель. Он опять выпал со связи. Ни связи, ни оранжевых дымов 
(сигнальные дымы для обозначения боевых порядков для авиации). В голову сразу 
лезут черные мысли, главная среди которых - вертолеты очень метко бьют по своим.
 Слава Богу обошлось. Вот и теперь на вопрос: "Бредихин, в чем дело?" -