сопротивление, но паши танкисты и стрелки быстро ликвидировали очаги вражеской 
обороны, 

Стрелковый полк занял Лысцево. Не теряя времени, пехотинцы стали окапываться на 
окраинах населенного пункта. 

Дмитрий Лавриненко доложил по радио в штаб генерала Панфилова, что танковая 
группа поставленную ей задачу выполнила. Но в штабе было уже не до того. Пока 
Лавриненко и его товарищи вели бой за Лысцево, немцы, занявшие деревню Шишкине, 
осуществили на правом фланге панфиловской дивизии новый прорыв. Развивая успех, 
они выходили в тыл 1073-му стрелковому полку, тому самому, с которым 
взаимодействовал Д. Ф. Лавриненко. Больше того, глубоким обходным маневром 
гитлеровцы угрожали захлестнуть и другие части панфиловцев. Из коротких 
переговоров со штабом Лавриненко узнал, что танковая колонна противника уже 
движется в тылу боевых порядков дивизии. 

Как Дмитрий Федорович рассказывал потом, такое известие сначала ошеломило его. 
Что же получается? Одну брешь заткнули дорогой ценой, а тут же сразу другая 
обозначилась, да, как видно, еще более серьезная. 

Что делать? Танковой группы, по существу, не стало. В строю всего два танка. В 
таких условиях единственный выход из положения: применить испытанный 
гвардейцами способ боевых действий - стать в засаду. 

Дмитрий Федорович скрытно вывел свою тридцатьчетверку оврагами, перелесками 
навстречу танковой колонне гитлеровцев. В экипаже вместе с ним, как всегда, 
были товарищи Бедный, Федотов, Шаров. 

Встала тридцатьчетверка неподалеку от дороги. Лавриненко открыл люк, осмотрелся.
 Удобных укрытий нет. Но тут же сообразил, что и снежная целина для танка, 
выкрашенного в белый цвет, может служить хорошим укрытием. На выбеленных 
снегами полевых просторах фашисты не сразу заметят тридцатьчетверку, и она 
обрушится на гитлеровцев орудийным и пулеметным огнем прежде, чем враг 
сообразит что-либо, 

Немецкая колонна вскоре выползла на дорогу. Подсчитал Дмитрий Федорович в 
колонне 18 танков. Под Лысцево было 18, и теперь столько же. Правда, 
соотношение сил изменилось, но опять не в пользу Лавриненко. Тогда был один 
танк к трем, а теперь гвардейскому экипажу выпало в одиночку сражаться с 18 
фашистскими машинами. 

Но раздумывать некогда. Ударил Лавриненко по бортам головных немецких танков, 
перенес огонь по замыкающим, а затем, не давая противнику опомниться, дал 
несколько пушечных выстрелов по центру колонны. Три средние и три легкие 
вражеские машины подбил гвардейский экипаж, а сам незаметно опять же овражками, 
перелесками ускользнул от преследования. 

Ускользнул невредимый. Отважный гвардейский экипаж застопорил дальнейшее 
продвижение фашистских танков и помог нашим частям планомерно отойти на новые 
рубежи, избавив их от окружения. 

18 ноября Лавриненко прибыл на своем танке в деревню Гусенево, куда к этому 
времени перебрался штаб генерала Панфилова. Там Дмитрий Федорович встретился с 
Маликовым. Экипаж БТ-7 накануне тоже действовал с полной боевой нагрузкой. Всю 
ночь он прикрывал отход артиллерийских подразделений на новые позиции, 
непрерывно отбивая атаки наседавших гитлеровцев. 

У панфиловцев в те дни произошли события, принесшие им всенародную славу. На 
всю страну прогремел подвиг 28 бойцов, преградивших путь немецким танкам у 
разъезда Дубосеково. О беспримерном мужестве героев-панфиловцев написано много, 
поэтому не стану повторять того, что ярко, с полной достоверностью рассказано в 
книгах, брошюрах другими участниками подмосковных боев. Скажу только, что 
подвиг 28 воинов у разъезда Дубосеково раскрыл во всем величии замечательную 
душу, неистребимые моральные силы советского человека, ставшего грудью на 
защиту родной земли, его непоколебимую верность социалистической Отчизне, 
своему народу. 

"Велика Россия, а отступать некуда, позади Москва!" Надо ли говорить, что эти 
суровые слова политрука В. Г. Клочкова обрели в те дни и для бойцов-панфиловцев,
 и для танкистов 1-й гвардейской, и для конников Доватора силу приказа, 
продиктованного революционной совестью коммуниста, комсомольца, советского 
гражданина. 

17 ноября мы узнали о награждении 316-й стрелковой дивизии орденом Красного 
Знамени, а на следующий день - о присвоении ей звания гвардейской. 

Мы горячо поздравляли своих товарищей, с которыми сроднились за эти горячие дни.
 Времени для торжественных митингов не было: дивизия - теперь уже 8-я 
гвардейская - не вылезала из окопов, с предельным напряжением сил сдерживая 
наседавшего врага.