около города  Луги,  где  река были с такими же  песчаными обрывами и тихими
заводями, окруженными кустарниками.
     Я  с наслаждением  выкупался,  выстирал  майку  и  повесил ее  на  куст
сушиться.
     Подводники  по морскому обычаю пригласили  меня  отобедать.  Мы  ели из
металлических  мисок  тут  же  у  костра.  Суп и каша,  заправленная мясными
консервами,  хотя и  попахивали  дымом, все  же казались  на  свежем воздухе
необычайно вкусными.
     К  импровизированному  камбузу   прибежали   из   поселка  воинственные
мальчишки, вооруженные деревянными пистолетами и саблями. Коки наполнили  им
миски супом, выдали ложки, началось пиршество.
     Когда - то вот такими же босоногими мальчишками мы ватагой  подходили к
полевым красноармейским  кухням в надежде получить остатки супа из воблы или
чечевичной каши. За это готовы были выскребать котлы, мыть  манерки и ложки.
Сейчас  ребята  не  голодны,  но уплетают обед  подводников  с восхищением и
азартом.
     От зеленой лужайки,  над  которой  искрясь  струился  нагретый  солнцем
воздух, веяло покоем мирных дней. Не хотелось верить в то, что где - то люди
в  этот час истекают кровью, стонут от боли,  задыхаются в  пороховом  чаду,
умирают. Только пришедший с  плавбазы замполит Дивизиона  "щук" вернул нас к
суровой действительности.
     - По всему фронту наши войска ведут тяжелые бои, - сказал он.

     - И опять отступаем? - спросил я.
     -  Прямо не сказано, но  флажки  на карте пришлось передвинуть, так как
названы новые места, где идут бои.
     Сразу настроение упало. Я натянул на себя  еще влажную майку,  оделся и
пошел на "Полярную звезду".
     У  редактора  многотиражной  газеты  старшего политрука  Баланухина рот
полон  металлических  зубов,   а  редкие  рыжеватые  волосы  всегда  торчали
задиристым петушиным  хохолком. Редакторская работа его тяготила, так как он
не  имел вкуса к слову  и плохо понимал, какой должна  быть печатная газета.
Мое появление на базе обрадовало Баланухина. Он принес  мне  весь  собранный
материал, чтобы я "чуточку подправил".
     Никакой   правке  статьи   и  заметки  не  поддавались,  их  надо  было
переписывать. Я провозился с ними до вечера.
     На залив  тем временем надвинулись  грозовые фиолетовые тучи.  В  каюте
духота  сделалась невозможной.  Иллюминатора на  корабле в вечернее время не
откроешь:  соблюдалось  строгое  затемнение.  Пришлось  оставить  работу   и
выбраться подышать воздухом наверх.
     Когда я  проходил мимо кают - компании,  то увидел, что Баланухин сидит
около вентилятора  и преспокойно  играет  в шахматы. Я тотчас же вернулся  в
каюту, собрал  все отредактированные и неотредактированные  заметки и  отнес
беззаботному редактору. Тот, даже не взглянув на них, сказал:
     - Ладно, оставьте здесь.
     С верхней  палубы я увидел далекий  пожар на берегу  -  дымчато-красная
шапка повисла над лесом. Запаха дыма я не ощущал, но воздух крутом был каким
- то застойным.
     Наконец  сверкнула  молния, прогремел гром  и хлынул  обильный  ливень,
похожий на водопад.
     На палубу повыскакивали из машинного  отделения,  из кочегарки и трюмов
полуголые матросы и принялись как дикари плясать под серебристым потоком.
     Мне тоже  захотелось смыть с  себя липкий пот. Не раздумывая  долго,  я
разулся, сбросил  с себя китель, брюки и, оставив одежду  в тамбуре, выбежал
босиком под хлесткие прохладные струи...

     Приняв небесный душ,  я освеженным и  благодушным  вернулся  в  кают  -
компанию. Но здесь меня встретил недовольный Баланухин.
     - Почему вы не все отредактировали? - строго спросил он.
     - Захотелось в шахматы сыграть, - ответил я.
     - Вы, наверное, забываете, что сейчас война, -  начал было выговаривать
редактор, но я остановил его.
     - Война для всех. Если вы редактор, так будьте любезны редактировать, а
не прохлаждаться в кают - компании.
     - А вы не указывайте старшим. Вас мне в помощь прикомандировали.
     - Я ни к кому не прикомандирован и старшим вас не считаю.
     Чтобы выяснить наши  отношения,  мы пошли к начальнику политотдела. Тот
внимательно выслушал нас и вынес решение:
     -  С завтрашнего дня вы, товарищ писатель, будете подписывать газету, а
Баланухину мы найдем другое занятие. Может, на первое  время вам понадобится
его помощь?
     - Нет, - ответил я, - обойдусь.
     6  июля.  Необдуманно отказавшись  от  помощи  Баланухина,  я  совершил
ошибку. Старший политрук выклянчивал заметки даже у  таких людей,  которые с
курсантских  времен  не брались  за  перо, а  я  этого не умел.  Приходилось
беседовать, брать интервью и делать из них статьи и заметки.
     В общем,  я  стал не только редактором,  но  и  рассыльным,  секретарем
редакции, корректором, хроникером и автором почти всех статей.
     Наша  "Полярка"   должна  поить,   кормить,  снабжать  электроэнергией,
снарядами и торпедами  весь выводок  "щук", и "малюток". Делалось это ночью,