монстром, у обороняющихся советских армий и фронтов не было. Так, XXXIX 
моторизованный корпус внезапно появился под Чудово, и его соединения обеспечили 
плотную блокаду Ленинграда. Так, большая часть соединений 1-й танковой группы 
Клейста переместилась на Кременчугский плацдарм и начала наступление навстречу 
2-й танковой группе Гудериана, замкнувшее киевский «котёл». Так, 4-я танковая 
группа совершила марш и нанесла удар на Вязьму там, где его не ждали в 
начальной фазе операции «Тайфун». 
Подобного рода ситуация с качественным перевесом в подвижных средствах ведения 
операций больше не повторялась в ходе Великой Отечественной. Перед лицом 
немецкого наступления летом 1942 г. у Красной армии уже были сформированные 
весной танковые корпуса, обладавшие вполне сносными возможностями по 
маневрированию и нанесению контрударов. Осенью 1943 – летом 1944 г., когда 
вермахт откатывался на запад, в распоряжении немецкого командования всё ещё 
оставались остатки былого могущества в лице танковых и танко-гренадерских 
дивизий, которые использовались в контрударах той или иной степени 
результативности. 
Совершенно ужасающие перспективы означал для Красной армии тот факт, что летом 
– осенью 1941 г. вермахт обладал стратегической инициативой. Это означало, что 
советское командование не обладало техническими возможностями для проведения 
наступательных операций, способных поставить под угрозу сколь-нибудь крупные 
объединения противника. Соответственно, немецкий генеральный штаб был волен в 
перемещениях крупных сил на выбранные направления наступлений без опасений за 
другие участки. 
Такая ситуация также не имела прецедентов в оборонительных операциях Красной 
армии в последующие периоды войны. Например, в ходе битвы на Курской дуге 
командование групп армий «Центр» и «Юг» было вынуждено держать крупные резервы 
в лице танковых корпусов для обеспечения безопасности своих войск на других 
участках фронта. Сходная ситуация имела место в летне-осенней кампании 1942 г., 
когда в ответ на сильные удары советских войск на центральном участке фронта 
немецкое командование было вынуждено держать в группе армий «Центр» целую 
когорту танковых дивизий. 
В августе – октябре 1941 г. угроза крупного наступления, способного обрушить 
фронт какой-либо группы армий, отсутствовала. Моторизованные и авиационные 
корпуса вермахта могли перемещаться вдоль фронта, создавая подавляющее 
преимущество в нужной точке, без каких-либо опасений. Так, были брошены против 
войск Северо-Западного направления моторизованные корпуса 3-й танковой группы и 
VIII авиакорпус в августе 1941 г. Так, были сконцентрированы против войск 
Юго-Западного направления силы 1-й и 2-й танковых групп. Войска Западного 
направления при этом практически ничем не могли воспрепятствовать созданию 
количественного и качественного перевеса против войск двух других направлений 
на флангах советско-германского фронта. Перед началом «Тайфуна» моторизованные 
корпуса и эскадры бомбардировщиков и истребителей были вновь возвращены на 
московское направление и создали подавляющее превосходство на земле и в воздухе 
на направлениях главных ударов новой наступательной операции. 
Конечно, в руках советского командования ещё оставались пассивные средства 
борьбы – оборудованная в инженерном отношении оборона. Но возможности этого 
средства были весьма ограниченны. Во-первых, укреплениями нужно было закрывать 
значительные пространства. При этом действительно значимыми оказывались лишь 
короткие участки построенных траншей, комплексов ДОТов и противотанковых рвов. 
Например, внушительное сооружение от плавней Днепра до берега Азовского моря – 
«противотанковый ров у Тимошевки» – оказалось вовсе не востребованным по 
прямому назначению. Построенные линии обороны часто оказывалось некому занимать 
в условиях быстрого продвижения вперёд противника. Во-вторых, немецкая армия на 
основе анализа боевого опыта Первой мировой войны разработала технологию 
прорыва подготовленной обороны. Свести войну к позиционному кризису, как это 
удалось сделать Франции в 1914 г., теперь было невозможно. Наступающие немецкие 
танковые и моторизованные корпуса могли медленно, с потерями, но взламывать 
оборону советских войск вне зависимости от времени её подготовки. 
Кроме того, задача создания устойчивой обороны требовала выявления направления 
главного удара противника. Возможности разведки по вскрытию перемещений 
«меча-кладенца» – моторизованных корпусов, а тем более авиасоединений – были 
совершенно ничтожными. Перегруппировка крупных механизированных соединений 
происходила так быстро, что кормившаяся огрызками сведений о движении немецких 
войск разведка не могла своевременно указывать на создание ударных кулаков на 
том или ином участке фронта. При этом предположения о направлении главного 
удара могли оказаться ошибочными (как это было под Вязьмой и Брянском) или силы 
обороняющегося оказывались размазанными на несколько вероятных направлений 
наступления противника с затруднённым манёвром между ними (как это было на 
Лужском рубеже). 
Резюмируя всё вышесказанное, можно сравнить операции августа – октября 1941 г. 
с игрой в жмурки, в которой глаза завязаны у того, кого пытаются поймать. 
Стоявшие на фронте в августе советские фронты и армии были обречены. В этих 
условиях преступной самонадеянностью со стороны руководства страны было бы 
надеяться обойтись теми соединениями, которые уже имеются в наличии. 
Требовалось не только вести упорную борьбу имеющимися соединениями, но и 
готовить новые дивизии им на замену. Этим советское командование энергично 
занялось ещё в июле 1941 г. При этом нельзя сказать, что стоявшие на фронте и в 
резерве фронтов соединения бездумно списывались в утиль. Энергичным 
маневрированием войсками между разными участками фронта командование Красной 
армии стремилось сохранить максимально возможное количество войск от «котлов» и