сухопутных войск Германии, оценивал ситуацию следующим образом: «Противник 
имеет в своём распоряжении для ведения дальнейших операций лишь крайне 
ограниченные силы. Если, исходя из имеющегося опыта, в основу расчёта положить, 
что на каждый миллион жителей можно сформировать две дивизии, то окажется, что 
количество выявленных на стороне противника дивизий является предельно 
возможным и не следует ожидать дальнейшего комплектования им каких-либо крупных 
формирований» {1}.
Далее в своём дневнике Ф. Гальдер даёт расчёт наличных сил Красной армии, 
оценивая число противостоящих вермахту соединений в 143,5 единицы. 
Соответственно предполагалось, что достаточно разбить эти соединения и с 
Красной армией будет покончено. Ф. Гальдер и высшее руководство вермахта сильно 
ошибались. Во-первых, на 1 августа в действующей армии СССР было 187 стрелковых 
и 20 кавалерийских дивизий. Во-вторых, во внутренних округах и недействующих 
фронтах насчитывалось 81 стрелковая и 24 кавалерийских дивизии, часть из 
которых находилась в стадии формирования. Но, несмотря на донесения советской 
разведки о формировании новых соединений, в Германии в действительности никакой 
реакции не последовало. Поэтому столкновение с новой волной советских 
формирований должно было стать неприятной неожиданностью, которой нельзя 
противопоставить симметричный ответ.
Особенностью мобилизационной компоненты вооружённых сил государства является 
относительно медленное раскручивание маховика создания и обучения крупных 
резервов. Принципиальные решения нужно было принимать до начала кампании или в 
её начальном периоде. В СССР ещё 11 июля 1941 г. при наркоме обороны была 
создана группа по формированию новых стрелковых, кавалерийских и танковых 
соединений, противотанковых и обычных артиллерийских полков. В конце июля 
появляется даже специальная управляющая структура – Главное управление 
формирования и укомплектования войск Красной армии (Главупраформ). 
Первоначально его возглавлял Г. И. Кулик. Главупраформ осуществлял руководство 
и контроль за формированием новых соединений, подготовкой маршевых пополнений. 
Первой задачей, которую должен был решать Главупраформ, должно было быть 
выполнение постановления Государственного комитета обороны от 8 июля 1941 г. В 
этом постановлении говорилось: 
«Обязать НКО сформировать дополнительно 56 стрелковых дивизий нормального 
состава (общей численностью 13 200 человек каждая) и 10 кавалерийских дивизий» 
(РЦХИДНИ. Ф.644. Оп.1. Д.1. Л.154).
Необходимость выполнения этого постановления вынудила в июле 1941 г. призвать 
на военную службу военнообязанных 1890-1904 гг. и призывников 1923 г. рождения. 
Позднее постановление было уточнено и началось формирование 72 стрелковых и 
кавалерийских дивизий. Если в июне 1941 г. Вооружённые силы СССР насчитывали 4 
млн. 830 тыс. человек (в том числе 2 млн. 900 тыс. человек в западных 
пограничных округах) без учёта призванных на сборы, то в начале сентября 1941 г.
 их численность возросла до 7 млн. 400 тыс. человек, при этом в действующей 
армии насчитывалось 3 млн. 990 тыс. человек. Таким образом, немецкое 
командование имело сведения только о находящихся на фронте дивизиях, в то время 
как большая часть соединений, с которыми предстояло столкнуться на пути к 
Москве, находилась в глубине страны. Они не могли быть немедленно брошены в бой,
 но уже стали силой, которую можно было использовать в стратегических расчётах.
Что же вселяло в германское командование уверенность, что в ходе августа, 
сентября и октября удастся сокрушить 143,5 дивизии, противостоящие трём группам 
армий? Ф. Гальдер так оценивал состояние и планы советских войск: 
«В последнее время в положении противника происходят или уже произошли 
серьёзные изменения. Хотя и не имеется ни одного признака, что противник 
ослабил свои войска или же отвёл их в тыл, тем не менее совершенно очевидно, 
что он всеми имеющимися в его распоряжении силами перегруппировывается для 
занятия обороны по рубежу озеро Ильмень – Ржев – Вязьма, Брянск, для того чтобы 
подобно тому, как действовали французы на втором этапе нашей кампании на Западе,
 создать сильно укреплённые очаги обороны (большое количество дивизий под 
командованием одного штаба армии), которые будут являться главным ядром 
сопротивления на новом оборонительном рубеже. Такие действия означают полный 
отказ от методов прежнего руководства войсками противника, когда главным 
образом преследовалась цель отбросить наши войска назад» {2} .
Переход к обороне означал, что у вермахта развязаны руки в выборе места и 
времени нанесения ударов. Верховное командование могло маневрировать 
соединениями, прежде всего авиационными и танковыми, между тремя группами армий,
 проводя крупные операции на окружение. Владение инициативой позволяло 
концентрировать на выбранном направлении крупные силы, заведомо достаточные для 
сокрушения обороны и образования очередного «котла». Острый недостаток новейших 
средств борьбы у Красной армии делал грядущие катастрофы практически 
неизбежными. В условиях почти молниеносной перегруппировки механизированных 
соединений у советской разведки практически не оставалось возможностей для 
своевременного выявления направлений этих ударов. Эффективно парировать прорывы 
в глубину стрелковыми дивизиями и танковыми бригадами также было затруднительно.
 В условиях диспропорции в подвижности войск попытки парировать прорывы 
выдвижением к ним пешком стрелковых дивизий были заранее обречены на провал. 
Стрелковые соединения были бы разгромлены на марше или вынуждены были бы 
вступать в бой разрозненно и с ходу.
Если с оценкой мобилизационных возможностей СССР Верховное командование 
вермахта существенно просчиталось, то в отношении характера действий Красной 
армии были сделаны в целом правильные выводы. Возможностей разворачивать 
широкомасштабные наступательные операции уже не было. Стратегия была