- У нас суеверных чудаков мало, - парторг глянул на удивленные лица окружающих 
и добавил: - Вернее, нет совсем. 

- Я же вам говорил, - поддержал я Каркоцкого, - народ у нас сознательный. - И я 
громко произнес запомнившееся мне изречение грузинского поэта. 

- Поэту не воевать, дай бог ему здоровья, - буркнул кто-то, вызвав этим общий 
смех. 

- Главстаршина Нина Тесленок сегодня наша гостья. Будем же гостеприимны! 
заключил я, вглядываясь в лица моряков. 

Мы пригласили Нину пообедать с нами, и когда после обеда прощались с нею, 
многим, вероятно, не очень хотелось, чтобы она уходила с корабля. Во всяком 
случае своей непосредственностью, острым умом и веселым нравом Нина сумела 
оставить о себе хороший след в сердцах моряков. 

А когда спустились вечерние сумерки и из-за старых чинар, перекрывавших узкую 
протоку, на лодках стало совсем темно, "Малютка" бесшумно отдала швартовы и 
развернулась носом к выходу в море. Вскоре темнота поглотила провожавших нас 
начальников, товарищей и друзей. Подводная лодка двигалась по протоке при 
полном затемнении. 

Но вот и чинары оказались позади, и "Малютка" закачалась на волнах открытого 
моря. Теперь о близости берега свидетельствовал только вой шакалов, которые в 
ту ночь особенно усердствовали по обоим берегам протоки. 

На море был полный штиль. Яркие южные звезды щедро усыпали темное небо. Ничто 
уже не нарушало тишину, кроме легкого шороха волн и мерного постукивания 
судовых двигателей. 

- Ну как, товарищ Фомагин, хороший вечерок? 

- Так точно, товарищ командир! - ответил матрос, не отрываясь, как это положено 
сигнальщику, от ночного бинокля. 

- У вас в Бизяевке такие бывают? 

Иван Фомагин был влюблен в свою Бизяевку, деревню близ Казани, на Волге, и по 
его рассказам получалось, что лучше Бизяевки на земле места нет. 

- Нет, товарищ командир. Там, конечно, не такие, но... не хуже... Товарищ 
командир, - переменив вдруг тему разговора, сказал сигнальщик, - Поедайло... и 
некоторые с ним тоже соглашаются... Плохое у них настроение... 

- Почему? 

- Говорят: тринадцатого вышли... девушка была перед выходом, буйволов в воде не 
было под вечер... Плохие, мол, приметы. 

- Кто это говорит? - спокойно спросил я. 

- Поедайло. Остальные вслух не говорят, но... тоже так думают... 

- А буйволы при чем здесь? 

- В этих местах буйволы всегда в воде находятся, а перед нашим выходом они все 
ушли. Поедайло и болтает, что это плохая примета. 

- Поедайло в этих местах впервые, откуда же он взял такую примету? Не иначе, 
как сам придумал. Буйволы ушли, потому что к вечеру похолодало. 

- И комсорг так говорит, но... Поедайло упорно твердит: а девушка, а 
тринадцатое число?.. 

- А у меня свои приметы, товарищ Фомагин, причем мои приметы проверены в бою. 

- Какие же это? - заинтересовался Фомагин. 

- Вот придем на позицию, утопим фашиста, повернем курсом на базу, тогда и 
раскрою... А сейчас скажу только, что мои приметы благоприятствуют нашему 
успешному походу. 

Я знал, что от Фомагина весь экипаж узнает о том, что у командира лодки есть 
какие-то свои особые приметы. Так оно и получилось. Не прошло и двух часов, как 
на мостик поднялся Каркоцкий. 

- Товарищ вахтенный офицер, разрешите выйти покурить! - громко произнес он, 
высунув голову из люка.