- Технику он знает хорошо, но дисциплина-а... 

- Возьму его в море, посмотрю... 

- Кто знает, может, в этом и секрет, - перебил меня Кукуй, - его, кажется, на 
всех лодках списывали до выхода в море... Попробуй, может, получится. Он ведь 
единственный в своем роде. Надо бы сделать из него настоящего подводника. 

Кукуй сказал это как бы между прочим, но я задумался над его словами и еще 
внимательнее стал наблюдать за Поедайло. Может быть, это симулянт? Может, он 
сознательно нарушал дисциплину, зная, что в море недисциплинированных не берут. 
В результате перед боевым походом его списывали на очередной ремонтирующийся 
корабль. Таким образом он достигал своей цели и продолжал безобразничать дальше.
.. Впрочем, все это надо было как следует проверить. 

- Учти, что на твоей "Малютке" не считались с традицией подводников знать свой 
корабль назубок, - прощаясь со мною, назидательно сказал Кукуй. Мы говорили с 
твоим предшественником, но он и слышать не хотел... 

- Я принял меры. Завтра начну экзамены, - ответил я. 

- А сам ты... все изучил? - Кукуй испытующе глянул на меня. 

- Кажется, да. 

- Когда будешь опрашивать экипаж, пригласи Грешилова, Сурова или кого-нибудь, 
кто хорошо знает "Малютку". 

- Ты прав. Обязательно попрошу Сурова. Он самый дотошный... 

При упоминании о Дмитрии Сурове мы рассмеялись. Все моряки знали, что, принимая 
зачеты от своих подчиненных, он выворачивал у них, как говорили, "все кишки". 
Подводники шутили, что людям, прошедшим "школу Сурова", воевать - все равно, 
что у тещи есть блины. Экипаж подводной лодки, которой командовал Суров, к тому 
времени имел уже четыре крупных победы. Разумеется, его успехи объяснялись не 
только отвагой и мужеством подводников, но и их твердыми знаниями. 

В бою 

"Малютка" была ошвартована к берегу глубокой протоки. Развесистые ветви дуба 
защищали ее от знойного августовского солнца. Прямо по носу, в двух кабельтовых 
от нее, стояла плавбаза "Эльбрус". По единственной тропинке, связывавшей 
"Малютку" с плавбазой, непрерывной цепью двигались подводники. Они переносили 
боеприпасы, продовольствие, обмундирование. 

- В шестнадцать часов все должно быть готово! - напомнил я боцману, 
руководившему работами. 

- Так точно! - ответил боцман Халилов сиплым басом. - Все будет готово! 

- Еще надо в бане помыться, пройти медосмотр, проверить в лодке крепления 
по-штормовому и... 

- Есть, товарищ командир. Здесь, на новом месте, нас воздушными тревогами не 
беспокоят, все сделаем, успеем. 

- Хорошо, что мы сюда перебазировались, - согласился с боцманом корабельный 
штурман лейтенант Глоба, подтянутый, очень юный офицер, - а то эти тревоги все 
нервы перегрызли... 

- Ваши нервы пилой не перепилишь, не то чтобы перегрызть, - возразил я. 

Лейтенант Яков Глоба принадлежал к числу невозмутимых, даже несколько 
флегматичных людей. Его ничто и никогда не возмущало, и вывести его из себя 
было очень трудно. 

- Это только так кажется, - серьезно ответил мне Глоба. 

- Значит, нравится вам это место? 

- Есть свои минусы и здесь... 

- Какие? 

- А взять, например, это, - штурман показал на рога буйволов, которыми была 
усеяна вся протока. Каждая пара этих причудливых рогов венчала прятавшуюся под 
водой тушу огромного животного, спасавшегося от дневного зноя. 

- В случае, если нужно срочно, из протоки не выйдешь, - пояснил Глоба, согнать