|
Цейтцлером по поручению Гитлера{308}. Всем служащим Красной армии (будь то
"офицер, политрук, комиссар, унтер-офицер или рядовой"), добровольно сдавшимся
в индивидуальном порядке или группами, гарантировались привилегии при
устройстве, питании, выдаче одежды в соответствии с условиями Женевской
конвенции, которую не признавало советское правительство. Указывалось, что
пленным "будут оставлены имеющиеся при них деньги, ценности, одежда, знаки
отличия, ордена"{309}.
Одновременно при всех дивизиях Восточного фронта, в местах сбора пленных, а
также в транзитных лагерях организовывались "русские подразделения
обслуживания"{310}, состоявшие из офицера, четырех унтер-офицеров и 20 рядовых
"РОА". Опыт показал, что наличие внутри структуры немецкой армии русских
офицеров, унтер-офицеров и рядовых, привлекавшихся к организации жизни и быта
русских же военнопленных, оказывало большое пропагандистское влияние и на
военнопленных, и на красноармейцев. Вероятно, это в значительной мере
способствовало успеху пропагандистской акции "Серебряная полоса", проведенной
вскоре после издания приказа No 13{311}.
Какое развитие претерпевали политические взгляды советских солдат на разных
стадиях плена? Здесь тоже исходным моментом являлось то, что красноармеец в
силу самого факта пленения оказывался в неразрешимом конфликте с собственным
правительством. По наблюдениям Кромиади, позже полковника РОА, который в
составе комиссии Восточного министерства объезжал лагеря для военнопленных на
Востоке в сентябре-декабре 1941 года, огромное большинство пленных были в ту
пору "антибольшевиками", пусть и подсознательно. Он считал, что эти миллионы
людей "с большим успехом могли быть использованы в антибольшевистской борьбе",
и это убеждение разделяли многие взятые в плен советские генералы и высшие
офицеры{312}. Среди тех, кто советовал немцам использовать пленных для борьбы
против сталинского режима, были командующий 22-й (20-й) армией
генерал-лейтенант Ф. А. Ершаков, командир 49-го стрелкового корпуса
генерал-майор С. Огурцов, командир 8-го стрелкового корпуса генерал-майор
Снегов, командир 72-й горно-стрелковой дивизии генерал-майор П. Абранидзе,
командир 102-й стрелковой дивизии генерал-майор Бессонов, командир 43-й
стрелковой дивизии генерал-майор Кирпичников и многие другие. Как сообщил в
октябре 1941 года пленный командир 21-й стрелковой дивизии генерал-майор Д. Е.
Закутный коменданту Офлага ХШд (Нюрнбергский военный округ), из десяти
находившихся в лагере генералов восемь - Ф. И. Трухин, И. А. Благовещенский,
Егоров, Куликов, Ткаченко, Зыбин, а также, при определенных условиях, X. Н.
Алавердов и командующий 5-й армией М. И. Потапов - готовы принять активное
участие в борьбе против Советского Союза как оплота мирового коммунизма.
Закутный также готов был поручиться, что большинство офицеров украинского и
белорусского происхождения и почти половина всех штабных офицеров являются
сторонниками социального и политического переустройства России на национальных
началах.
Примечательна также позиция уже упоминавшегося здесь генерал-лейтенанта М. Ф.
Лукина, командующего 19-й армией и всей группировкой сил, окруженной под
Вязьмой в октябре 1941 года (в нее входили 19-я, 20-я с влившейся в нее 16-й,
32-я, 24-я армии, а также оперативная группа Болдино). Этот выдающийся
военачальник одно время занимал пост коменданта гарнизона Москвы; вернувшись из
плена, он был реабилитирован лишь после многомесячного следствия, до самой
смерти в 1970 году состоял в советском комитете ветеранов войны. В СССР о нем
пишут как о "верном сыне коммунистической партии", как о генерале, отдавшем всю
свою сознательную жизнь на службу отечеству, не упоминая, однако, о том, что в
немецком плену он показал себя не только русским патриотом, но и открытым
противником советского режима.
В декабре 1941 года Лукин так характеризовал настроение широких масс в
СССР{313}:
Большевизм мог найти поддержку у народов сегодняшнего Советского Союза только в
результате конъюнктуры, сложившейся после мировой войны. Крестьянину пообещали
землю, рабочему - участие в промышленных прибылях. И крестьянин, и рабочий были
обмануты. Если у крестьянина сегодня нет никакой собственности, если рабочий
зарабатывает в среднем 300-500 рублей в месяц (и ничего не может купить на эти
деньги), если в стране царят нужда и террор и жизнь тускла и безрадостна, то
понятно, что эти люди должны с благодарностью приветствовать избавление от
большевистского ига*.
По оценкам компетентных исследователей, советские солдаты в массе своей вначале
были готовы принять немцев как своих освободителей и вместе с ними воевать
против большевизма{314}, однако пребывание в немецком плену многих отрезвило.
После страшной зимы 1941-42 года немецкая система внушала им не меньше
отвращения, чем советская, и многие задавались вопросом - кто же все-таки хуже
враг: Сталин или Гитлер?
Тем не менее, приступив в 1941-42 гг. к формированию Восточных войск, немцы не
испытывали недостатка в добровольцах из числа военнопленных. Количество бывших
красноармейцев, которые по разным причинам были готовы променять судьбу
пленного на жребий солдата или "хиви", воюющего на немецкой стороне, уже в
|
|