15 января 1944 года Кузнецов, Каминский и Белов распрощались с боевыми друзьями,
 как все полагали тогда, ненадолго и выехали во Львов через Луцк. (Если быть 
точным, то следует оговориться, что выехали они не сразу: стояла такая грязь, 
что до шоссе их машину пришлось вытягивать волами.)

В Луцке Кузнецов и его спутники совершили небольшую остановку по очень важной 
причине: группа связанных с отрядом польских патриотов под командованием 
Вицента Окорского, жившего на Банковой улице, 16, заранее приготовила здесь для 
Кузнецова новый автомобиль: серый итальянский «фиат», ранее принадлежавший 
местному гебитскомиссару. Старая машина гауптмана Зиберта, рассудило 
командование, слишком «скомпрометировала» себя в Ровно.

18 января группа отправилась на этом «фиате» дальше – на Львов.

«Накануне в селе Германувка, – вспоминает Лукин, – фактически окраине Луцка, я 
в последний раз виделся с Николаем Ивановичем Кузнецовым. Встреча проходила в 
старом заброшенном сарае на краю села.

Николай Иванович приехал вместе с Каминским и Беловым, я – в сопровождении 
доктора Альберта Цессарского, «смотрителя луцкого маяка» Владимира Ступина, 
моего адъютанта Сергея Рощина и нескольких бойцов.

Николай Иванович коротко рассказал, что до Луцка они добрались в потоке 
отступающих войск спокойно, что «фиат», который ему достали поляки, по отзыву 
Белова в полном порядке, что сам Белов, как ему кажется, хороший водитель, 
выдержанный и надежный товарищ.

Я понимал, что от личных и профессиональных качеств водителя во многом будет 
зависеть успех поездки Кузнецова, и был рад, что Белов ему со всех точек зрения 
понравился. Но понял и другое: Кузнецов, зная, что это не может нас не 
волновать, сам, не дожидаясь моих вопросов, похвалил нового своего товарища. О 
Каминском говорить не было нужды: Николай Иванович и Ян давно сработались и 
понимали друг друга с полуслова.

Так мы провели часа два: уточнили задания, обсудили некоторые детали. Теперь 
мне оставалось только продлить документы Зиберта и передать ему деньги. 
Цессарский на специально захваченной немецкой машинке печатал на бланках 
соответствующие тексты, а я расписывался за нужных начальников и прикладывал ту 
или иную печать из своей походной канцелярии. Соответствующая доработка была 
проведена с документами Каминского и Белова, а также с бумагами на новый 
автомобиль Зиберта. Потом я отдал Николаю Ивановичу большую сумму марок.

Как всегда, Кузнецов, прежде чем спрятать документы в карман, тщательно их 
изучил – чтобы в случае проверки ответить на любой вопрос без запинки, не 
спутав ни фамилий, ни дат. Деньги разделил на несколько частей – чтобы на людях 
не показать слишком солидную пачку.

Настроение его в тот последний день, что мы виделись, было хорошим. Он был бодр,
 собран, не сомневался, что успешно выполнит очередное задание. Лишь сожалел 
немного, что его встреча с близкой, как никогда, Красной Армией отодвигается на 
неопределенный срок. Это было понятно – все мы с нетерпением ждали ту радостную 
минуту, когда увидим первого красноармейца.

Потом мы сидели уже все вместе, оставив охрану, обедали, обсуждали последние 
военные сводки, гадали, когда, наконец, наступит День Победы и откроют ли 
союзники к тому времени второй фронт. О задании больше не говорили. Теперь, 
после того как деловой разговор с Николаем Ивановичем был закончен, я больше 
приглядывался к его спутникам. Убедился, что и Каминский и Белов настроены 
по-боевому, понимают задачу своей маленькой группы.

Подошло время расставаться. Нам нужно было возвращаться к своим, Кузнецову и 
его друзьям – спешить на запад, к Львову. Мы обнялись, расцеловались, и вот уже 
Николай Иванович, чуть пригнувшись у низкой двери, первым выходит во двор».



…Группа Бориса Крутикова ушла хорошо вооруженной под видом отряда бандеровцев, 
выполняющих особое задание. Все ее участники были снабжены документами 
националистов, в том числе дипломами школы военных старшин УПА. Теми самыми 
дипломами, что были взяты в ночном бою 19 декабря. И все же с самого начала все 
пошло не так, как надо. Группа смогла пробиться к намеченному пункту лишь с 
огромным трудом и весьма ощутимыми, учитывая ее небольшой состав, потерями. 
Погиб в бою и единственный радист Бурлака. Его гибель уже сама по себе ставила 
перед будущими разведчиками во Львове множество проблем, ибо связь в разведке 
едва ли не самое главное. Что толку в самой ценной информации, если ее нельзя 
вовремя передать своим?

Только 19 января оставшаяся часть группы Крутикова подошла к селу Гуте-Пеняцкой,
 где вступила в контакт с небольшим отрядом польских патриотов под 
командованием Казимира Войцеховского. В Гуте Крутиков и решил на время