Через минуту Валя была в кровати. Хладнокровной девушке все было понятно, кроме 
одного. Что делать с наушниками? Они не ключ, которым можно работать и под 
одеялом, их место на голове.

Но Кузнецов уже стремительно возвращался из соседней комнаты с ватой и бинтом.

– Ты очень страдаешь, у тебя болят зубы, ты даже не можешь говорить. Понятно?

И вот уже на наушники, чтобы заглушить их комариный писк, наложены толстые 
ватные тампоны, поверх тампонов плотно намотан широкий бинт и шерстяной платок. 
Валя сразу стала похожа на ребенка, заболевшего детской болезнью – свинкой. 
Кузнецов, быстро закончив перевязку, знаком показал девушке, чтобы она 
продолжала работать.

Через полминуты в дверь уже стучали посетители. Открыв, Пауль Зиберт широко 
развел руками:

– Ба! Кого я вижу! Мартин, Клаус! Хорошо, что заглянули. Всегда рад друзьям!

Началась пирушка. Вдруг обер-лейтенант Мартин заметил на вешалке возле двери в 
соседнюю комнату женские вещи. Он радостно загоготал:

– Нет, вы только подумайте! У него в гостях дама, а он даже не покажет ее 
друзьям! Ну-ка приглашайте сюда вашу красавицу!

– Да какая там красавица, – отмахнулся Кузнецов, – родственница моих хозяев, 
больная. Ну ее, только испортит компанию.

Зиберт как мог старался удержать разошедшихся приятелей, подогретых выпивкой, 
но ото оказалось невозможным. С грохотом отодвинув стулья, пьяно ухмыляясь, 
Мартин и Клаус направились к двери в комнату, где работала на рации Валя 
Казачка. Не спуская глаз с офицеров, Николай Иванович сунул руку в карман брюк 
и осторожно снял с предохранителя «вальтер», с которым не расставался ни при 
каких обстоятельствах. Зажав в ладони рукоятку пистолета, прислушиваясь к 
каждому шороху, замер за кухонной дверью Николай Приходько.

Поначалу Клаус был галантен:

– Быть может, фрейлен будет настолько любезна, что оденется и почтит наш стол 
своим присутствием?

Валя в ответ только глухо простонала, изобразив на лице гримасу крайнего 
страдания.

– Ох, зубы, понимаете, зубы.

– Прошу… Про-шу… фрейлен…

У Вали все оборвалось внутри.

– Зубы болят, зубы! Не могу я! – На глаза девушки навернулись крупные слезы.

– Про-о-шу вас… фрейлен…

Еле сдерживая бешенство, Кузнецов с трудом оттащил Клауса от кровати.

– Ну что вы привязались к этой несчастной девчонке? Зачем она нам нужна со 
своим кислым видом?

Мартин, не такой пьяный, как Клаус, понял, что от плачущей, забинтованной 
девушки веселья ждать не приходится, поддержал Зиберта и помог увести Клауса.

Лишь через полчаса Николай Иванович под предлогом, что ему утром рано вставать, 
выпроводил опасных и назойливых гостей. С облегчением вздохнув, прошел в 
комнату Казачки.

– Все в порядке, Валюта, можешь вставать.

Девушка сидела на кровати и, прижав руку к щеке, продолжала охать:

– Зу-у-бы!

Николай Иванович рассмеялся:

– Они уже ушли. Маскарад окончен. Давай я тебя размотаю.

– Зу-у-бы! Болят! По правде!

У изумленного Кузнецова опустились руки. Случилось, казалось бы, невероятное – 
у Вали Осмоловой от пережитой опасности и огромного нервного напряжения